Сбежать из Академии - Леока Хабарова
— Что ты задумал? — не унималась я.
— Не задавай лишних вопросов, — бросил физик. — Просто раскачивайся.
Пришлось подчиниться. Ничего другого попросту не оставалось: не становиться же обедом тарантула-переростка!
Как ни странно, паутина действительно не лопнула. Мы мотались из стороны в сторону как две сосиски.
— Давай! — подбадривал Антон. — Сильнее, Нина, ну же! Ещё немного!
Я понятия не имела, чего он добивается, но чётко (видимо, в силу привычки) выполняла указания. Раскачались мы так, что длинные нити, на которых нас любезно подвесили, обмотались вокруг ветки каким-то совершенно немыслимым узлом. Паук-людоед заприметил наши манипуляции и поспешил к расхулиганившейся добыче, угрожающе шевеля хелицерами. Я обмерла. Однако едва тарантул переместился на сеть, сук пружинисто распрямился, нить натянулась и, издав негромкое «пуньк», лопнула. Под мой оглушительный визг мы с Антоном отлетели в сторону. Коконы шлёпнулись в кучерявые кусты шелковицы, а паучара злобно погрозил мохнатыми лапами. Четырьмя из восьми.
Вот ведь!
— Прости. — Антон высвободился первым, а потом взрезал мой кокон острым обломком коры. — Это элементарный сопромат. Я мог разъяснить детали, но на это бы ушло часа полтора. Не ушиблась?
— Самую малость. — Я потёрла копчик, локоть и колено.
— Дай посмотрю. — Он склонился ко мне и принялся осматривать ушибы с явным знанием дела. — Сейчас подорожник приложим и лопух. Я тут недалеко кусты заприметил, пока мы раскачивались.
— Ты и врачевать умеешь? — спросила с сомнением.
— Большое дело, подорожник к ранке приложить! — усмехнулся Антон. — Сиди здесь. Сейчас вернусь.
Он ушёл, а я задумалась. Что между нами? Симпатия? Дружба? Слишком уж долго я шарахалась от всяческих неуставных отношений. После развода, считай, ни разу на свидание не ходила: с моей работой личная жизнь — великая роскошь. Во время авралов особо не до романтики. Да и с кем ходить? С Рудольфом? Нужен он мне, как собаке пятая нога. Тьфу на него! То ли дело Антон. Интеллигентный, внимательный, мозговитый, да и чувства юмора не лишён. А ещё с ним невероятно легко. Только вот… считает ли он меня девушкой, с которой можно гулять под луной, любуясь звёздами? А может, я для него всего лишь «свой в доску парень»? Эх, как же сложно! И усложнять всё ещё сильней совершенно не хочется. Не в моём возрасте. Пусть уж идёт, как идёт. Меня вполне устраивает наша дружба. И его, похоже, тоже.
Антон притащил охапку подорожника.
— Барышня, примите букет! — Лохматый, чумазый, с репьями в волосах, он выглядел до того потешно, что я не сдержала улыбки.
— Благодарю!
Антон приложил природный пластырь к ссадинам. Касался бережно, но без лишнего трепета. Так, как делал бы медик. А потом вдруг неожиданно подул на ранки. Я вздрогнула.
— До свадьбы заживёт. — со знанием дела сообщил физик.
— До чьей? — серьёзно вопросила, поймав его взгляд.
— Это вопрос философский, — уклончиво ответил он. — Готова?
— Готова.
Мой герой подал мне руку и помог подняться. Проводил долгим взглядом исполинского — размером с истребитель — тутового шелкопряда, пролетевшего аккурат над нашими головами, и скомандовал:
— Ну, теперь можно и на болота!
* * *
Болота встретили липкой удушливой влажностью. Мрачные кипарисы угрюмо таращились в мутную воду. С раскидистых ветвей свисали длинные бороды испанского мха. Голосила выпь, пели на разные голоса лягушки, тонко пищали здоровенные тонконогие москиты.
Мокрые, грязные после не самого удачного приземления, с головы до ног покрытые тиной, мы брели по трясине, по колено увязая в густой зловонной жиже.
Антон не роптал, не ныл, не жаловался, не вздыхал и не отпускал скабрёзных шуточек по поводу моего таланта к перемещениям. Просто шёл. Может, его предел прочности куда выше, чем у паутины, из которой мы с таким трудом выпутались?
Я всерьёз размышляла над этим, когда на пути возник замшелый пень. На потемневшем от влажности спиле, точно на троне, горделиво восседала гигантская, усыпанная бородавками жаба. Я хорошо знала её. Когда-то она возглавляла учебно-методический отдел, а потом… Потом посмела зевнуть во время совещания с Ираидой Витальевной Абзац. И вот итог.
— Здравствуйте, Василиса Елисеевна, — приветствовала я.
— Ква, — сказала жаба. Выпученные глаза её лениво скользнули по нам с Антоном.
— Вы не подскажете, как пройти в Бухгалтерию?
— Ква.
— Спасибо, дорогая Василиса Елисеевна! Дай бог вам здоровья, счастья и всяческих благ!
Я ухватила физика за руку и уверенно потащила вглубь трясины. Туда, где над покрытой ряской водой высился заросший мхом валежник.
— Нам точно сюда? — засомневался парень, и понятно почему: поблизости не наблюдалось ни малейшего намёка ни на Бухгалтерию, ни на цивилизацию вообще.
Только топь. Вонючая, чавкающая, пузырящаяся от ядрёных болотных газов. А ещё москиты. Много.
— Василиса Елисеевна ерунды не посоветует. Залезай!
— Куда? — озадачился Антон и поправил сползшие с носа очки.
— Внутрь. — Я кивнула на тёмный зёв промеж гниющих брёвен. — Лезь. Я следом.
1. Предельное напряжение паутины некоторых видов составляет 1,1–2,7 Гпа. Прочность стали — 0,4–1,5 Гпа.
Глава 19
Бухгалтерия встречает гостей
В кромешной мгле слышались шорохи, утробное рычание и зловещее клацанье острых зубов. Судя по звукам, за нами гнался целый взвод болотных крокодилов. Длинные клыкастые морды мерещились повсюду. Голодные твари уже почти настигли нас — обернувшись, я отчётливо различила очертания гигантских рептилий и тихо вскрикнула.
— Отставить панику! — скомандовал Антон и, оттеснив меня, смачно зарядил кулаком по хищному зелёному рылу.
Крокодил, уже раззявивший было пасть, расстроился и отстал. Кажется, даже заплакал. Не теряя ни минуты, я протиснулась в отверстие выхода и облегченно выдохнула, заметив, что Антон последовал за мной. Лаз кончился, дверь уменьшилась до точки и лопнула, точно мыльный пузырь. Мы оказались в полутёмном просторном холле.
— Мда-а… — протянул Антон, вытряхивая из волос ветки и труху. — Весело.
— Это ещё пустяки! — успокоила я. — Когда зарплату через кассу выдавали, приходилось опускаться в жерло вулкана и отбиваться от нетопырей финансовыми отчётами. Пойдём.
Мы двинулись по коридору. Коридор этот, скажу я вам, заслуживает отдельного внимания, ибо вузовский штатный оформитель расстарался здесь на славу. Мягкие ковровые дорожки с высоким ворсом, высоченные, украшенные лепниной и фресками потолки, замысловатые хрустальные люстры на полсотни ламп. А стены…
Мраморные барельефы впечатляли размахом и разнообразием сюжетов. Особенно мне нравился тот, что красовался у входа в кассы: Которектор на лихом боевом коне поражал копьём злую росомаху, символизирующую невежество и косность. Изначально задумывался змей, но на большом ученом совете решили, что пронзать копьем змея, когда университет в честь змея называется — моветон. Провели голосование, несколько заседаний, устроили прения, напечатали дюжину дискуссионных статей и даже пару монографий… и в




