Канарейка Великого князя - Ольга Геннадьевна Росса
— Не волнуйтесь, мы позаботимся о том, чтобы Конституция оказалась в надёжных руках, — Пётр принялся заряжать второй пистолет.
— В ваших? Или Рылеева? Может быть, Оболенского или Трубецкого? — перечисляла я уже известные мне фамилии. — Где гарантия, что человек, получивший власть в свои руки, не станет очередным ненавистным императором или диктатором? Как сказал один историк, чьего имени я не помню, власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно.
— Вы правы, Ольга Владимировна. Человек, который находится долго у власти, порой становится одержим своей избранностью и теряет связь с реальностью, как например, это случилось с императором Нероном, — рассуждал мужчина, закончив с оружием. — В нашей же России такого не произойдёт. Власть будет сменной, никто не успеет отравиться ядом избранности. Тем более главным в стране станет парламент.
Он повернулся к мишени и вытянул руку с пистолетом, прицеливаясь. Я только успела закрыть уши руками, как раздался выстрел. На круглой самодельной мишени, прибитой к дереву, появилась ещё одна дырка. Оказывается, Пётр меткий стрелок.
— Вы служили в армии? — решила я сменить тему.
— Да. Я ушёл в отставку в звании поручика.
— Почему?
— Карьера военного мне не светила. Я не вылезал из штрафов, которые мне выносил по своему высочайшему повелению великий князь Константин Павлович, — мужчина горько усмехнулся.
— Наверное, было за что. Вы поэтому так ненавидите императорскую семью? — ляпнула я и прикусила язык.
Он взял второй пистолет и навёл его прямо на меня. Сердце ухнуло вниз, и я замерла на месте.
— Если не готовы выстрелить, не смейте на меня оружие поднимать, — процедила я. В висках тяжело бился пульс, сердце пташкой трепыхалось в груди.
— А вы смелая, Ольга Владимировна, — хмыкнул колдун и отвернулся от меня, прицеливаясь. Бах! И новая дырка образовалась в мишени. — Но не стоит играть с огнём, барышня. Можно обжечься и пострадать.
— Пока я вам нужна, значит, мне ничто не угрожает, — гордо вскинула я подбородок и зашагала к дому.
— Вот именно — пока нужна, — хохотнул мужчина и пробормотал себе под нос, но я всё же услышала: — Вот же задор-баба, даже пистолета не испугалась.
Завтракали мы вдвоём. Сидели и молчали, не пытаясь даже вести беседу. Хозяина особняка не было за столом, он на рассвете умчался в Петербург. После трапезы мы засели в библиотеке, и Пётр обучал меня орфографии русского языка его времени. На самом деле, правила были несложные и вполне понятные. Думаю, справлюсь, если придётся писать письмо или записку. Мужчина заодно и письменному этикету меня обучил, его основным правилам.
Когда у меня уже копчик заныл от долго сидения на стуле, Пётр заметил моё ёрзание и предложил размяться в бальном зале.
Повторили полонез пару раз. Затем мужчина решил обучить меня вальсу. Скрепя сердце пришлось слушать его разъяснения и танцевать уже в более близкой позиции, чем в полонезе. Через час совместных усилий я всё же смогла станцевать простые фигуры и шаги вальса. Держа руку на мужском плече и чувствуя горячую ладонь Петра на своей талии, я невольно смущалась первое время. Всё же расстояние между нами сократилось значительно.
Но когда у меня начало получаться, я вошла во вкус и с удовольствием танцевала под громкий счёт Петра — на рояле играть было некому. Он показал свои способности в качестве педагога и партнёра, умело кружил меня, не давая сбиться с шага. Иногда я чувствовала себя такой маленькой и ведомой в его руках, что порой становилось страшно от собственного ощущения безопасности и доверия к этому мужчине. Мысленно я надавала себе подзатыльников, чтобы не расслаблялась и была начеку.
— Прекрасно, Ольга Владимировна, — похвалил меня колдун, когда мы закончили танец, однако не спешил убирать руку с моей талии, продолжая удерживать возле себя. — Вы способная ученица. Уверен, у вас получится заменить Алединскую.
— Смею признаться, учитель вы хороший, — выдавила я улыбку, хотя говорила правду, но вот волнующая меня близость сбивала с толку.
— Благодарю. Предлагаю вам немного размять свои пальчики и потренировать голос, — он взял мою ладонь, преподнёся к губам, и оставил нежный поцелуй на моих пальцах, отчего мурашки в панике бросились по спине вниз.
— Хорошо, — я вырвала ладонь из его цепкого захвата и поспешила к роялю. Сейчас действительно не помешает музицирование, которое всегда помогало мне собраться с мыслями.
Сначала я дала волю своим чувствам и окунулась в Бетховена, исполнив сонату номер семнадцать, которую называют ещё «Буря». Пётр стоял рядом и молча слушал мою игру, но я не обращала на него внимания, нажимая на клавиши. Когда музыка утихла вместе с моими эмоциями, я подняла взгляд на мужчину.
— Прекрасно. Я восхищён, Ольга Владимировна, — в его голосе звучала искренность. — Уверен, Великой княгине понравится ваш талант не меньше, чем мне. А поёте вы столь же прекрасно, как музицируете?
— Не знаю, — я пожала плечами. — Спеть романс?
— Пожалуй.
— Что сейчас поют в лучших домах Петербурга? — я иронично изогнула бровь, смотря на мужчину.
— Честно говоря, не ведаю, — нахмурился Пётр. — Меня нечасто приглашают в лучшие дома столицы.
— Понятно. Пожалуй, спою романс «Не искушай меня без нужды» (*), он как раз где-то в это время стал популярным, — вспомнила я свой репертуар из тех времён, когда была студенткой. — Только не судите строго, я без распевки.
Пальцы коснулись клавиш, полилась лирическая музыка, заполняя пространство зала. Я набрала воздуха в лёгкие и запела один из моих любимых романсов.
— Не искушай меня без нужды
Возвратом нежности твоей,
Разочарованному чужды
Все обольщенья прежних дней.
Уж я не верю увереньям,
Уж я не верую в любовь
И не могу предаться вновь,
Раз изменившим сновиденьям.
Немой тоски моей не множь,
Не заводи о прежнем слова,
И, друг заботливый, больного
В его дремоте не тревожь.
Я сплю, мне сладко усыпленье,
Забудь бывалые мечты.
В душе моей одно волненье,
А не любовь пробудишь ты.
В душе моей одно волненье,
А не любовь пробудишь ты.
Когда тишина окутала пространство, я долго не могла поднять взгляд.
— Вам не понравилось? — и всё же я посмотрела на Петра.
— Понравилось. Вы чудесно поёте, Ольга, — бесцветным голосом произнёс мужчина, на его каменном лице не
