С тобой сквозь века - Анастасия Аристова
Я зачарованно наблюдала за этой идиллической картиной: ребенок, беззаботно резвящийся у ног матери. Внезапно он замер, указал дрожащим пальчиком в сторону кустов, и звонкий голосок разорвал тишину:
– Мама, смотри! Там, в кустах, дивная птичка!
Я замерла. Именно эти слова я вспомнила, и хорошо знала, что будет дальше, и это осознание повергло меня в ужас. Сердце болезненно сжалось в предчувствии непоправимой ошибки. Ведомый неудержимым детским любопытством, мальчик сорвался с места и помчался к кустам.
Я чувствовала его порыв, как свой собственный: он хотел лишь полюбоваться маленькой жизнью, заглянуть в хрупкий мир пернатого чуда. Но злая ирония судьбы – его тёмная магия, доселе дремавшая, прорвалась наружу. Когда он протянул руки к птахе, из кончиков его пальцев вырвались сгустки тьмы, похожие на зловещие, парящие щупальца. Одно касание – и птичка безвольно обмякла в его ладонях. Мальчик не желал этого, его сердце разрывалось от боли при виде бездыханного тельца. Присев на корточки, он бережно поднял её на ладонь и, спотыкаясь, побежал к матери, ища у нее защиты и утешения, желая разделить с ней свое горе. Но я знала, что он почувствует, знала, как отреагирует она. В моей памяти отчетливо всплыло лицо матери в тот самый момент, когда он подбежал к ней и протянул ладошки с мертвой птичкой. Лицо ее исказила гримаса неконтролируемого гнева, глаза метали молнии. Она не могла вынести зрелища мёртвой птицы, не могла смириться с тем, что её сын отнял эту невинную жизнь.
– Дрей! – прорычала она и со всей силой ударила мальчика по лицу, оставив на нежной коже пылающий отпечаток светлой магии – позорное клеймо на всю жизнь. – Что ты наделал, тёмное отродье!
***
Распахнув глаза, я ощутила, как в ушах все еще звенит от её крика. Как и во сне у мальчика, на мои глаза навернулись слезы. Резко вскочив, я, ещё не до конца пробудившись, подошла к зеркалу, жадно вглядываясь в своё отражение. Оттуда на меня смотрела молодая девушка: бездонные, чуть раскосые глаза цвета самой ночи, иссиня-черные длинные волосы, аккуратный носик, пухлые губы. Наверное, можно было бы назвать меня симпатичной, если бы не огромное родимое пятно, словно выжженное клеймо, расползшееся по правой щеке. Такой же след оставила материнская жестокость на лице мальчика в моем сне. Я вообще была похожа на него… или, скорее, я и была им. Историю этого мальчика, ставшего мужчиной, я знала до мельчайших подробностей. Почти каждую ночь он приходил ко мне во снах. Сначала робкие сомнения, затем – абсолютная уверенность: я когда-то была им. Дрэй – это я. Даже имя похоже - Дрейя. Я коснулась родимого пятна на щеке, затем, опустив руку, не отрывая взгляда от пальцев, выпустила пляшущее черное пламя. Тёмная ведьма – редкий и пугающий дар, но, похоже, моя сущность навсегда останется со мной. Щелчок пальцев – и пламя исчезло. В этой жизни я очень быстро научилась контролировать свою силу. Точнее, не так, я ее не использовала, поэтому и проблем не было, вот и весь контроль.
Я хмыкнула, снова рассматривая себя. Провела пальцами по шершавому родимому пятну, из-за этой метки таких, как я называли проклятыми.
Проклятые… слово, которое преследовало меня всю жизнь, словно тень. Я помнила шепот за спиной, презрительные взгляды, страх, застывший в глазах окружающих. Они видели во мне лишь тьму, отражение своих собственных страхов и предрассудков. В груди болезненно от обиды все сжалось – ведь я знала, что внутри меня живет не только мрак. Но, окружающим было все равно, внешность кричала об обратном, твердила о моей уродливости. Единственным проблеском красоты в моей внешности были волосы. Гладкие, блестящие, они были безукоризненно красивыми.
– И зачем такой страшилище эта красота? – прошептала я вслух, глядя в равнодушное зеркало. – Сомневаюсь, что кто-то способен увидеть во мне нечто большее, чем темную проклятую.
С раковины я взяла ножницы. Пора соответствовать внутреннему мраку и внешней неприглядности. Без колебаний отрезала волосы, оставив их до плеч.
Так гораздо лучше.
Из моих мыслей меня выдернул голос бабули:
– Дрейя, куры проголодались! Вставай, лежебока.
Наспех плеснув в лицо водой из бочки, я натянула платье и вышла из своей комнаты. Миновав просторную смежную комнату, очутилась на кухне.
– Доброе утро, Сибил, – произнесла я бодро и весело.
– Доброе, – отозвалась она, не поворачиваясь, но умудряясь одновременно помешивать кашу и жарить оладушки на сковороде. – поторопись, Дрейя, куры тоже есть хотят. Бабушка наконец взглянула на меня и воскликнула: – О! Ты остригла волосы! Значит, время пришло.
– Для чего? – не поняла я ее.
Но она лишь отмахнулась, отвернулась и забормотала:
– Иди, иди, тебя куры ждут.
Пожав плечами, я взяла ведро с зерном и направилась к курятнику. По мере приближения к сараю, где жили куры, напряжение нарастало. Не любила я общаться с этими наглыми птицами. Все оказалось как всегда, не успела я переступить порог, как куры будто с цепи сорвались. Мне казалось, что я зашла в пасть к дракону. Только вместо огня – перья и навоз.
– Цып-цып-цып, мои хорошие, – фальшиво пропела я, надеясь утихомирить эту пернатую орду. В ответ – дружный кудахт, больше похожий на насмешку. Одна, особенно наглая рыжая курица, подскочила и клюнула меня прямо в босую ногу.
– Ах ты, вредина! – взвизгнула я и замахнулась ведром. Курица ловко увернулась, а зерно рассыпалось по всему курятнику. Началось столпотворение. Куры, забыв про склоки, кинулись на зерно, толкались, пихались. Я, потеряв равновесие, поскользнулась и рухнула прямо в гущу событий. Поднялась измазанная, в перьях и в зерне. Куры в этот момент, словно опомнившись, замерли и уставились на меня. И тут та самая наглая рыжая вредина залезла мне на голову, при этом кудахча во все горло. Я не выдержала. Завопила так, что куры в испуге разлетелись по углам. Сорвала с головы эту курицу-наездницу и швырнула ее в угол. А ей хоть бы что. Курица, отряхнувшись, гордо зашагала по курятнику,
