Беда опера Тихого, или Женюсь на тебе, рыжая - Ульяна Николаевна Романова

— Ты узнал, кто снял Щукина?
— Нет, — побарабанил я пальцами по столу, — но кое-кто подсказал, что сняли его не по нашему делу и очень рекомендовали не вмешиваться.
— О как, — обалдел Римир. — И что ты?
— Подожду пока, может, как-то само прояснится, но выясню, — пообещал я.
— Серафиме больше ничего не угрожает?
— Нет. Всех, кого было можно, и до кучи еще парочку тех, кого «не можно», мы взяли. Саныч там суету наводит, прокуратура тоже работает, дело громкое, люди уже погоны новые примеряют.
— А ты?
— А я на ней женюсь, — легко сообщил я, — будем Тихими Гопниками. Кстати, мы уже определились с именем твоего племянника. Хочешь, скажу, какое выбрали?
— Как-то ты изменился. Выглядишь не как мой друг, а как пациент травмы.
— Не заметил, — иронично ответил я и притих.
В кафе вошли две нимфы с кодовым именем «подкидыши из Ада» под прикрытием ангельской внешности.
Я немного поплыл, и мы с Миром, словно соревнуясь, кто из нас бо́льший подкаблучник, встали со своих мест в ожидании, когда девчонки к нам приблизятся.
— Привет, — пропела Хиросима, обнимая меня за шею.
Покосилась на Мира, поднялась на носочки и чмокнула в щеку.
Соколов боролся с собой. С одной стороны — его кудряшка Юлька, которая требовала поцелуя, с другой — мы в качестве естественных раздражителей.
— Как дела, Тыковка? — спросил я у Серафимы, помогая ей сесть на свой стул.
— Отлично, — выдохнула она.
Наклонилась к моему уху и прошептала:
— Я соскучилась.
— Я тоже, — совершенно серьезно ответил я и на всякий случай приготовился ко всему.
— Кхм, — встрял Римир, — я, вообще-то, тут.
— Да? — сразу же завелась Хиросима.
Сморщила нос, сверкнула глазами и… Снова меня поцеловала. В щеку. А потом еще раз. И еще.
— Сима, — страдальчески вздохнул Мир.
— Юльку заберу, — пригрозила брату рыжая.
— Это моя Юлька, — включился в ее игру Мир, — не отдам.
— А Леха — мой! Что хочу, то и делаю. Хочу — целую, хочу — не целую, а ты должен за меня радоваться!
— Что хочет, то и делает, — радостно подтвердил я.
— Мир, — мягко напомнила о себе кудряшка, кладя ладонь на плечо Римира.
— Встречайтесь, — сдался он, — но если что…
Серафима успокоилась в ту же секунду. А потом встала, обошла стол, обняла брата сзади за плечи и быстро клюнула в щеку:
— Ты лучший брат на свете.
— А ты рыжая подхалимка, — приятель окончательно растекся по стулу.
— И самая заботливая сестра, ну после Вари Сябитовны, конечно, — развеселилась она, возвращаясь на свое место.
Которое теперь всегда рядом со мной.
— Вам как обычно обеим? — уточнил Мир и махнул рукой, подзывая официантку.
— Да. Мы только руки сходим помыть, — согласилась Юлька.
Девчонки ушли в дамскую комнату, а мы снова остались наедине.
— Макаром сына назовем, — заржал я, раздражая нервную систему товарища.
— Одобряю, хорошее имя. А как там у Варьки дела? Не боишься, что твои племянники на соседа будут похожи?
Возможно, меня перекосило. Слегка. А Соколов заржал:
— Побереги зубы, Тихий. И выясни все про этого нового соседа.
Он резко обернулся, заметив, что я вскинулся и напрягся, когда наши девушки вернулись в зал.
— Римир, — нервно обратилась к своему парню Юлька, — мы там кое-что нашли в туалете.
— Опять? — не удержался я. — И что на этот раз? Фуражку? Берцы? Целого мужика? Кентавра с трупными пятнами?
Что я говорил когда-то? Что с ней все будет, скучно — не будет. Напророчил, получается.
— В женском туалете какой-то мужик без сознания, но это не мы, — быстро отчиталась Хиросима.
— Точно? — на всякий случай уточнил Соколов, а я уже шел в женский туалет, морально смиряясь с тем, что у моей женщины очень оригинальный талант.
Очень!
— Мир! — в два голоса возмутились девчонки, а мы с другом уже ворвались в дамскую комнату, где на полу лежал ушибленный.
— Жив? — спросил Мир, вставая за моей спиной, когда я сел на корточки и нащупал на шее пульс.
— Жив, воды дай, — потребовал я, протягивая руку, — и скорую вызови.
Через двадцать минут пришибленного, но живого мужика грузили в карету скорой помощи, а я на всякий случай отвел свою рыжую прелестницу в сторону и шепотом уточнил:
— Точно не вы?
— Точно! — задохнулась она от возмущения.
Ее веснушки привычно стали яркими, как случалось каждый раз, когда она негодовала.
— Я бы прикрыл. Взял вину на себя, — хрипло пообещал я, целуя ее в висок.
— Это так романтично, — прыснула она.
— Я вообще романтик, — подмигнул я и не выдержал: — Как ты это делаешь? Эта суперспособность — находить то, что не нужно — как-то выключается?
— Не знаю. Любимый Леха, а может, мне пойти служить в полицию? Ну, талант во благо пустить, — выдала она новую гениальную идею.
— Учи китайский, Тыковка, ты очень смешно на нем ругаешься, — мягко попросил я, вспоминая, как вчера в парке она демонстрировала свои знания иностранных языков.
— А что такого?
— Ничего. Просто если ты пойдешь служить в полицию, то мне придется уволиться и наняться к тебе телохранителем. И Миру тоже. Хиросима, я ж устану морды бить каждому, кто к тебе подкатит, вся работа отделения будет деморализована, меня, возможно, посадят, Мира посадят точно…
— Пойду учить китайский, — подумав, решила она.
— Вот и умничка, — выдохнул я, — вот и правильно. С твоей находкой поесть не успела, а мне пора на работу возвращаться.
— Ты допоздна? — уточнила Хиросима и захлопала ресничками.
— Сегодня — да, — сознался я, — я позвоню, малышка. Как только дела закончу, сразу наберу.
Подумал и решил:
— Надо срочно решать вопрос с квартирой.
— Что с ней? — испугалась рыжая.
— Ничего, я же говорил, что эта Варькина, а нам нужна своя.
— Нам? — краснея, тихо уточнила Хиросима.
— Я женюсь на тебе, рыжая, забыла? — улыбнулся я. — Этот факт не обсуждается.
— Эй, это я тиран, — притворно возмутилась она.
— Конечно, ты, — покорно согласился я, — Тыковка, меня уже с собаками ищут, скоро спецназ подключат.
— Меня Римир отвезет, беги, любимый Леха, — мягко ответила она, отвечая на мой поцелуй…
Глава 41
Серафима
Три месяца спустя
— Серафима, на улице не холодно, — мягко сказал папа, наблюдая, как я натягиваю теплый свитер.
— Леха сказал, чтобы одевалась теплее, — возразила я, сдувая с лица прядь волос и поправляя одежду.
— А, ну если Леха сказал, тогда конечно, — хмыкнул папа. — Нет, ну каков пердимонокль, а? Как фамилиями сошлись! Надо же было среди всех парней в городе выбрать именно Тихого. Милая, а представь, если бы он был Громкий? Или Добрый? Вы были бы Добрые Гопники.
— Твоего папу уже не остановить, — махнула рукой мама,