Развод. Мы (не) простим - Джулиан Хитч
Звон от пощёчины разносится по комнате. Впервые я подняла на мужу руку. Ладонь горит после удара, как и всё внутри меня.
— Диана — не больная, — цежу я.
Беременность тяжёлая, это правда, мой организм с трудом справляется, но дочка, как говорят врачи, развивается нормально. Тридцать четвёртая неделя, осталось всего ничего, и наверное мне было бы легче, если бы Ваня меня поддерживал. Вместо этого он говорит такие гадости, от которых внутри всё переворачивается. Изменяет…
— Я на такое не согласен, — он сбавляет тон, но также непримирим. — Понимаешь? Я хочу жить с нормальной женщиной, которой не наплевать на меня. На мои потребности!
— Всё из-за секса? — усмехаюсь горько.
— Нет. Хотя да, и из-за него тоже. — Снова смотрит на наши старые фотографии. — Мне нужна моя жена, ты, Инга, а не эта… клуша, — скользит по мне взглядом. — Понимаешь?
— А кто нужен мне тебе неинтересно? — Губы дрожат от разочарования. Правду говорят — розовые очки бьются стёклами внутрь. — Кто нужен нам с дочкой, Ваня, как думаешь? — И сама же отвечаю: — Настоящий мужчина. Верный муж и заботливый отец. А ты…. Ты нас предал. Променял на… шлюху, — выдыхаю с трудом, потому что живот скручивает спазмом.
— Не смей так её называть, — рычит он. — Ты ничего о ней не знаешь! Ты…
Продолжает что-то говорить, но мне плевать. Его слова доносятся до меня будто сквозь вату. Хватаюсь за живот, пытаясь удержаться на ногах.
— Ваня… — зову шёпотом, потому от страха за ребёнка почти теряю голос.
— Инга, давай без твоих спектаклей. — Муж закатывает глаза. — Так и скажи, что не хочешь слышать правду!
Между ног становится влажно. Из-за живота я не вижу, что это — воды или кровь. Но, по тому, как внезапно бледнеет Ваня, понимаю, что всё плохо.
Глава 2
— Инга! Ты как?
Испугавшись, Ваня становится тем мужчиной, каким я его помню. Заботливым и переживающим.
— Вызывай скорую, — прошу.
Плевать на его измену. На мою душевную и физическую боль. Всё, что сейчас меня волнует — ребёнок.
— Да её не дождёшься. Сами поедем!
Обхватывает меня за талию, помогая дойти до прихожей. Прижимает к себе, чтобы я не упала. Знакомый парфюм, который я же ему и подарила, успокаивает, но одновременно заставляет задаться вопросом: как мы докатились до всего этого? Мы же любили друг друга. И моё чувство никуда не исчезло. Пусть и отошло на второй план. Почему же он так легко отказался и от меня, и от ребёнка?
В прихожей я присаживаюсь на пуфик. Ваня надевает на меня утеплённые угги. Единственная обувь, которая налазит на мои отекающие ступни.
— Сумка… — оглядываюсь по сторонам.
В ней у меня собрано всё, что может понадобиться в роддоме.
— Взял.
Ваня ведёт меня к машине. На нём нет ботинок. Он вышел в тапках, которые сразу же становятся мокрыми из-за талого снега.
С трудом устраиваюсь на переднем сиденье. Муж помогает пристегнуться. Слышу, как он тихо матерится, когда понимает, что вместо нормальной обуви на нём тапки. Наплевав на это, спешит за руль. Я же, прикрыв глаза, молюсь лишь о том, чтобы с Дианой всё было хорошо.
Так и провожу всю дорогу до роддома. К этому моменту Ваня успевает позвонить моему врачу. И мне чуть спокойнее от того, что нас с дочкой ждут. Нам помогут, обязательно.
— Здравствуйте! У моей жены начались боли, у неё… — Ваня оборачивается на меня, не зная, что ещё сказать.
— Дальше я сама. — Забираю у него сумку. — Можешь ехать домой, я справлюсь.
Я благодарна ему за помощь, но это ничего не меняет. Я помню его жестокие слова и не хочу, чтобы он был рядом.
Ни сейчас, ни потом.
— Я буду здесь, — отвечает упрямо.
Я лишь пожимаю плечами, переключая своё внимание на спешащего ко мне Дмитрия Алексеевича. И если я держалась всё то время, что мы с Ваней ехали до больницы, то при виде доктора на глаза наворачиваются слёзы. Потому что я уверена — он поймёт мой страх и не осудит.
— Милая моя, не плачем, собираемся, всё будет хорошо, — успокаивает меня Дмитрий Алексеевич.
Немного человеческого участия, и силы ко мне возвращаются. Доктор передаёт меня в руки медсестре, и уже через несколько минут я лежу в палате, обвешанная датчиками. Дочка начинает шевелиться, и я смеюсь от счастья. Пусть пинается сколько угодно, лишь бы всё с ней было хорошо!
Вскоре рядом снова появляется Дмитрий Алексеевич. Сам делает мне УЗИ, после чего наконец выносит вердикт:
— Родовая деятельность отсутствует. Показатели, касающиеся плода, в норме. Но околоплодные воды подтекают, поэтому необходимо остаться в стационаре под наблюдением. Согласны?
— Конечно!
Я точно не собираюсь геройствовать и сбегать домой. Тем более, что и своего дома у меня больше нет. Я не вернусь туда, где мне придётся находиться рядом с Ваней.
— Тогда оформляйтесь. Я подойду еще чуть позже. И, — добавляет, вздохнув, — постарайтесь не нервничать. Я понимаю, в вашей ситуации, это сложно, но уже не раз говорил и повторюсь: ваше спокойствие — необходимость. Нужно оттянуть срок родов, насколько это возможно.
— Я постараюсь, — улыбаюсь слабо, — не нервничать.
— Верю в вас. Палата у вас отдельная, муж может остаться с вами. Уверен, его поддержка — лучшее лекарство.
Молчу, едва сдержав истерический смешок. С Дмитрием Алексеевичем у нас почти дружеские отношения — за полгода, что я у него наблюдаюсь, мы прошли и огонь, и воду, но даже с ним я не могу поделиться своей личной болью.
Я возвращаюсь к сестринскому посту, чтобы уладить формальности. В коридоре замечаю Ваню. Он сидит на кожаном диванчике, в его руках какая-то брошюра, на обложке которой изображена сияющая пара с новорожденным на руках. Наверное, и нас он видел именно такими — счастливыми и беззаботными, пусть и с ребёнком. Но ни я, ни будущая дочь не оправдали его
