Навязанная семья. Наследник - Мария Николаевна Высоцкая
Когда машина останавливается, я сам открываю для Карины дверь и подаю руку. Она смущенно вкладывает в мою ладонь свои пальцы, и я чувствую ее дрожь. Наши взгляды тут же встречаются. Уверен, мы оба чувствуем эти невербальные вибрации. Они просто зашкаливают между нами.
— Не волнуйся, — произношу полушёпотом.
— Я и не волнуюсь.
Карина поправляет свои локоны и, быстро осмотревшись, делает шаг вперед. Нам нужно преодолеть расстояние от машины до дверей, поднявшись перед этим по ступеням.
— Это благотворительный вечер, — поясняю ей на ходу. — Это часть моей предвыборной кампании.
— Значит, ты просто хочешь набрать побольше голосов пожертвованием?
— Нет, — улыбаюсь, — мы занимались и занимаемся этим уже не один год без огласки, но, к сожалению, сейчас приходится подсветить эту сторону моей жизни.
— Поняла. Я думаю, что об этом нужно говорить, чтобы другие люди, глядя на все это, тоже…
Карина, такая оживленная, раскручивающая свою мысль, вдруг резко замолкает, а ее плечи снова напрягаются.
Поворачиваю голову в ту сторону, куда она смотрит, и чувствую то же самое, разжимая ладонь, в которой все это время удерживал ее пальцы.
Журавлев, идущий к нам, здоровается по пути с парочкой гостей и, оказавшись рядом, возвращает все на круги своя.
Моё лицо почти сразу застывает в привычной маске безразличия, с которой я и пожимаю руку Вите.
— Опаздываешь, — басит Журавлев. — Токарев уже здесь.
— Задерживаюсь, — парирую, подталкивая Карину чуть вперед, положив руку ей на спину.
Она напрягается еще сильней от моего прикосновения.
— Улыбайся, пожалуйста, — шепчу ей на ухо, уже в зале, и ее губы тут же растягиваются в улыбке.
Вечер тянется мучительно медленно. Я успеваю поговорить со всеми, с кем планировал, и представить свою жену свету.
— Мы женаты два года, просто мне не хотелось подсвечивать эту сторону своей жизни, — парирую вопрос председателя правления газовой компании, который не раз выступал инвестором в нашем с Витьком бизнесе.
— Красавица жена, уже восемьдесят процентов успеха!
— Это точно, — вмешивается Журавлев, и Карина, стоящая рядом со мной, тут же отводит взгляд.
А вот Журавлев напротив смотрит на нее весь вечер. Украдкой, явно думая, что этого никто не замечает.
Я вот заметил…
Когда вечер заканчивается, Карина предупреждает меня, что отойдет в дамскую комнату. Я жду ее в зале. Она возвращается минут через пятнадцать, дерганная, еще больше поникшая и раскрасневшаяся.
Мысли скачут по черепной коробке, как блохи по котам.
— Все нормально, Карина?
— Отлично. Мы же домой?
— Домой.
— Хорошо.
Она натянуто улыбается и, не дожидаясь меня, направляется к ступеням, на которых почти сразу оступается.
Я успеваю подхватить ее в самый последний момент.
Мои руки обвивают ее талию, крепко прижимая к груди. Сердце тут же ускоряется, а мы, напротив, замираем. Стоим, смотрим друг на друга, чувствуя обоюдное притяжение. В этом я уверен.
Карина приоткрывает рот, но ничего не произносит.
У меня же в этот момент сносит крышу, потому что все, о чем я думаю, это ее губы. Губы, в которые мне хочется впиться. Которые мне хочется почувствовать.
Я сгораю в одной-единственной, всепоглощающей волне желания. Оно накрывает с головой.
Дико. Первобытно.
Тепло её тела прожигает слои одежды. Я забываю, где мы, кто мы, и что между нами было.
Есть только она. И она сейчас в моих руках. Трепещущая, живая, сексуальная.
Я смотрю ей в глаза и вижу, что она понимает, как я на нее реагирую.
— Будь осторожнее, — шепчу с хрипотцой.
Карина заторможенно кивает, а потом касается моей щеки ладонью, и в этот момент случается самый настоящий взрыв. Я начинаю сбоить, и только поэтому ее целую…
20
Карина
Убираю умывалку для лица в шкафчик и, коснувшись губ пальцами, рассматриваю в зеркале свой, всё ещё, ошалевший от воспоминаний вид.
С нашего с Димой поцелуя прошло три дня, а у меня до сих пор щёки горят и губы покалывает. Качаю головой, а отражение медленно растворяется под гнётом моего воображения. Теперь я вижу там Диму. Его глаза за секунду до того, как всё случилось. Они излучали что-то, похожее на любовь. По крайней мере, мне хотелось и хочется думать именно так.
Я до сих пор чувствую его руки на моей талии… они так крепко меня сжимали…
В тот момент я чувствовала себя такой защищённой. Было не страшно. Совсем.
Но эта эйфория растворяется, стоит мне только взглянуть на своё запястье. Синяки на нём уже начали желтеть, но на душе по-прежнему гадко.
Я закрываю глаза, слышу ненавязчивую музыку, которая играла в зале, толкаю дверь в туалет и чувствую его за своей спиной.
Это не Дима.
Дверь захлопывается.
Я вижу его отражение в зеркале и покрываюсь инеем просто потому, что его взгляд не обещает ничего хорошего. Журавлев стоит за моей спиной, а его тяжёлая рука ложится на моё плечо.
Запах резкого, удушливого парфюма проникает в нос и горло, вызывая тошноту.
— Расслабься, — шепчет он, практически касаясь моей щеки губами. — Ты сегодня очень красивая игрушка.
Уголки его губ заостряются, а пальцы впиваются мне в кожу выше локтя.
— Пусти, — шиплю, чувствуя подступающую к горлу панику.
— Конечно, отпущу. Астахов скоро улетает в Казань, и я очень хочу с тобой увидеться, Карина. Уверен, нам будет хорошо…
У него низкий, полный грязных намёков голос, от которого меня не просто потряхивает, меня так сильно колотит, что даже зубы стучат.
— Испугалась, маленькая? — неискренне удивляется Журавлев. — Прости, что напугал. Просто ты должна понять, что очень зря выбрала его, — обжигает моё ухо горячим дыханием, — когда есть я.
— Чего ты от меня хочешь?
— Я уже сказал.
— Я не буду. Я всё расскажу Диме и…
— И кому же он поверит? Своему лучшему другу или какой-то девке? А может, это мне всё рассказать Дима, а? В подробностях. Как ты сейчас на меня вешалась, как умоляла быть твоим любовником, м? Ты же понимаешь, что он заберёт у тебя ребёнка и вышвырнет тебя пинком под зад?
Журавлев чуть прищуривается и, скользнув ладонями по моим плечам, выходит из туалета.
Я же тогда осталась стоять на месте, будто приросла к полу. Стояла, смотрела на своё отражение и мелко дрожала. А потом меня
