Эринии и Эвмениды - Риган Хэйс

Рори подбегает сначала к Дэнни, и та, не помня себя от счастья, вся продрогшая, бросается ему на шею. Дальше следуют надрывные рыдания, за которыми я не слышу, что говорит нам Абрамсон. Я вообще ничего больше не слышу.

Я отключаюсь от мира и укрываю ту новую, совсем еще хрупкую Беатрис, чтобы не повредить, не покалечить. Чувствую, как мне на спину Рори набрасывает свою куртку, как тепло проникает в клеточки закоченевшего тела. Смотритель Роуч отдает свою куртку Дэнни и под руку уводит ее в сторону кампуса. Рори падает передо мной на колени, трясет за плечи.

— Беатрис! — дозывается он. — Беатрис, пойдем, тебе нужно в тепло!

Никак не могу заставить себя подняться. Тело отогревается, но превращается в большой воздушный обрывок сахарной ваты. Я чувствую, как заваливаюсь обратно на снег. Надо мной снова небо с первыми огоньками звезд в прогалах темных туч, вороний грай и черные ветви, шепчущиеся между собой.

Но Рори хватает меня и с нежностью старшего брата поднимает на руки. С виду не крепкий, худой мальчишка вдруг ощущается гранитной скалой. Я все смотрю в небо, усеянное еще тусклыми звездами, и на сдобренные розовой пудрой скулы Абрамсона, сосредоточенного и взволнованного, словно еще чуть-чуть — и я рассыплюсь у него на руках. Жабо, которое он даже не успел снять, щекочет мне оцарапанную щеку.

Абрамсон перекидывает мои ослабевшие руки себе за шею, и я инстинктивно сцепляю пальцы в замок. Вдыхаю аромат карандашного грифеля и крепкого кофе и вспоминаю о своем позорном побеге из актового зала в разгар постановки.

— Рори, — окликаю я его осипшим голосом. — Прости меня.

Он изумленно интересуется:

— Бог мой, да за что?

— Я так и не кинула в тебя помидор.

Слышу, как в груди его басовито перекатывается смех, словно мячик. Я крепче сжимаю его в объятиях, чтобы вкусить этой новой жизни, в которую пришла эвменидой.

Произойди это все в другой школе, нас бы разорвали на куски журналисты. Произойди это все в другой академии, ее бы на следующий же день сровняли с землей.

Но только не у нас. Только не в Уэст-Ривере.

После того как нас с Дэнни, искупавшихся в реке, привели в кампус, обеих встретили с разинутыми ртами. Нас укутали в пледы, выдали термобелье, просушили как следует мокрые волосы и усадили в теплой комнате. Мы с Дэнни тяготили друг друга обоюдоострым безмолвием, словно ничего не изменилось.

Но изменилось все.

— Ты ничего не скажешь о Киллиане, хорошо? — наставляла я ее. — Потому что если заявишь на него, то парню по имени Брайан Мерфи придется несладко. Ты ведь не хочешь, чтобы еще один невинный человек пострадал?

Я не знала, отпустил ли Киллиан захваченное тело и сознание бедного пропавшего паренька, но решила, что максимум, который ему должны предъявить, — незаконное проникновение в академию. И уж точно не попытка убийства двух и более человек, о которых Брайан Мерфи ничего не слышал.

Но для этого нужно было поддерживать легенду сообща.

— Почему я должна выполнять твои требования? — заартачилась Дэнни.

— Мне нужно напоминать, сколько уже человек пострадало из-за нашей вражды?

Вспомнив о покалеченных друзьях, Дэнни поджала губы и замолкла. Стала похожей на каменную статую, непробиваемую и бесстрастную. В конце концов, Дэнни заглянула в лицо смерти, а после такого близкого знакомства мало кто остается прежним. Ровно до момента приезда родителей она ни с кем не общалась и никого не подпускала, выстроив возле себя прочную оборону.

Понадобится время, чтобы свыкнуться с обратной, темной стороной нашей жизни, которая коснулась ее из-за меня.

Мистер и миссис Лэнфорд, разумеется, закатили скандал. На все вопросы Дэнни отмалчивалась, предоставив мне самостоятельно плести сказку для взрослых, что я и сделала.

— Мы просто поспорили. Я говорила, что Дэнни струсит встать на шаткий лед, а она в ответ не верила, что я выйду на реку. Ну мы и вышли вместе…

— Идиотки, — в сердцах заявила Лилиан Лэнфорд. Что ж, не самое страшное, что я могла услышать в свой адрес в текущих обстоятельствах.

Что до меня, то я по возвращении находилась в прострации и все, на что меня хватало, так это давать короткие ответы вместо Дэнни. Сказка наша получилась неуклюжей, безвкусной, но зато вполне достоверной. Все ведь знали или догадывались, что мы враждовали. Так что не было между нами никого третьего. Мы сами решили погубить друг друга, как и любят поступать подростки в драматических телешоу.

К слову, до моей «родительницы», катающейся по снежным склонам в Давосе, тоже донесли благую весть. Если верить словам директора, тетя Мариетта начала справлять Рождество загодя и спьяну не поняла, кто ей звонит, — бросила трубку, нецензурно выразившись. Как хорошо, что хоть что‑то не меняется. Думаю, отчасти из жалости мне не выносят строжайшего выговора за инцидент на льду и дозволяют закончить год в академии.

Уэст-Ривер стоял на ушах несколько часов до позднего отбоя, а наутро начал разъезжаться — как-никак Рождество на носу. Лэнфорды увезли Дэнни, грозясь забрать документы и перевести ее на оставшееся полугодие в другую «порядочную» школу. Предчувствуя, что можем больше не встретиться, Дэнни передала мне записку. Лично в руки, а не под дверь, как то часто бывало раньше.

«Я ненавижу тебя, Беатрис. Но за одно благодарна — ты спасла мне жизнь. Ты выбрала путь исцеления, и мне нужно поступить так же. Поэтому, прошу, никогда больше не пиши мне и не звони. Нам опасно находиться рядом. Две звезды не могут сиять друг возле друга — они сияют так ярко, что слепят и сжигают себя и остальных вокруг.

Будь счастлива. Потому что я точно буду. Без тебя быть счастливой проще.

Дэнни»

Хоть Даньел и не умела писать чувственные письма, это послание удалось на славу. На сей раз ей не пригодились стихи Дикинсон, чтобы побольнее уколоть меня напоследок, — она наконец‑то обрела свой голос и научилась бить словами ничуть не хуже поэтессы.

Я могла бы горевать о потерянной навсегда подруге, с которой мне уже не выстроить примирительных мостков (я натворила слишком много непростительного). Но Рори не дает мне скатиться утром следующего дня в тоску рефлексии. Его отец еще не приехал, и он играет со мной в библиотеке партию в шахматы, чтобы убить время (и, разумеется, в пух и прах проигрывает). Вспомнив, что у меня так и