Эринии и Эвмениды - Риган Хэйс
— Давай-давай, голоси, дорогая, пока голосок при тебе, — приговаривает Финч и подскакивает к ней. Удерживая вырывающуюся Даньел, он склоняется к ее уху и что‑то шепчет — не слышу, что именно, — и после его загадочных слов она становится покладистой. — Вот умница, шагай вперед!
Он спокойно отпускает Даньел, и та уверенной походкой шагает меж деревьев. Глазам своим не верю: он что, ее заговорил?
— Как ты вообще ее выманил?
Киллиан довольно потирает ладони, чем напоминает муху.
— Написал от имени ее любимого отца. Ты дала мне много полезного, Беатрис: без тебя я бы не узнал об ахиллесовой пяте Даньел. Стоило только заикнуться, что у миссис Лэнфорд случился рецидив, как Дэнни послушно рванула прочь из академии, ожидая, что верный водитель доставит ее прямиком к матери… Но увы: ее ожидали расставленные мною сети. Люди так ведо́мы, когда боятся за близких, правда?
— Ты подонок, как и все вы там, внизу. Хитрая, расчетливая тварь, — цежу я сквозь зубы, со всем жаром проклиная тот день, когда раскрыла злосчастный гримуар и пригласила в наш мир это дьяволово отродье.
Пытаюсь высвободить руки, но веревка крепко удерживает запястья. Киллиан видит, что я замерзаю, сидя на снегу, и взмахом руки поднимает меня тоже, с упоением глядя в сторону Даньел, выходящей на лед. Хоть поступь ее бодра, на лице застывает выражение запредельного ужаса. Она еще не сознает, но уже ощущает, что столкнулась с темной силой.
Слышу под ее подошвами хруст — Дэнни уже в центре замерзшей реки. Лед так тонок и ненадежен, что проломится в любую секунду.
— Пожалуйста… — скулит она, заливаясь слезами. От страха вся спесь сходит с нее, уступая место мольбам. — Пожалуйста, не надо!
Она не может ринуться и побежать на другой берег. Под ее ногами уже тянется тонкая трещина. Внутри меня все скукоживается и осыпается ледяной крошкой. Стоит только демону захотеть — и ледовые врата распахнутся. Одно неловкое движение Даньел — и она станет утопленницей, про которую напишут некролог в газете. Скажут, что Даньел Лэнфорд была гордостью Уэст-Ривера, средоточием всеобщих чаяний. А кем являюсь я? Лишь позорным пятном, невыгодно ее оттеняющим.
Маленькой сироткой, озлобленной на жестокую жизнь.
Маленькой эринией, захлебнувшейся собственной ненавистью.
— Киллиан, подожди.
Если хорошенько вдуматься, если зацепиться за крохотный огонек не угаснувшей надежды…
— У меня есть предложение.
…то прямо под сердцем я прячу оружие.
— Оставь ее. Забери мою жизнь. И делай со мной все, что пожелаешь.
Моя верная Жрица. Жрица, напившаяся крови.
Киллиан стоит на безопасном берегу и с умилением рассматривает меня, дрожащую как осиновый лист.
— Надо же, какой благородный порыв — усмехается он. — Неужели тебе так хочется умереть? И это все ради нее, той, что пинала тебя под ребра, отстригала твои волосы и сделала полным посмешищем для всей академии? Право, Беатрис, ты меня огорчаешь.
Я молчу и не свожу с него пристального взгляда, полного надежды. Может, мне удастся потянуть время и кто‑нибудь нас хватится?
Хоть бы Рори заволновался. Хоть бы он почувствовал, что что‑то не так… Но поверит ли он, что я ушла с постановки не потому, что он мне противен?
— Вспомни, какой ты была, когда призвала меня, — продолжает Киллиан. — Такая уверенная, такая отчаявшаяся… И подумать больно, в какую размазню ты превратилась, наступив на собственные убеждения. И ты, Дэнни, тоже хороша! — Он поворачивает к ней лицо. — Как издеваться и наносить побои с верной свитой фрейлин — это вы всегда горазды, правда? А теперь ты стоишь и умоляешь тебя не трогать, такую чистую и невинную душу… Смотреть тошно. Чего же ты молчишь? — спрашивает он ее, задыхающуюся от рыданий. — Давай же, соглашайся! Не упускай шанс довести дело до конца и уничтожить неудачливую мстительницу Беатрис!
Я не размазня, Киллиан, как и Дэнни. Издеваться, бить под ребра — это одно, но забрать жизнь — совсем другое. На такое даже она не способна. Зато я действительно пошла против морали и противна себе за это. Вот до чего доводит ненависть. Она, как болезнь, распространяется по телу, затуманивает разум и превращает человека в настоящего безумца и раба темной воли.
В такого демона, как ты.
— Ira initium insaniae est [49], — вспоминаю я расхожее изречение. — Я просто хочу излечиться от своего безумия. Если для этого придется умереть — что ж, так тому и быть.
Финч потирает переносицу и спрашивает скорее себя, чем нас:
— Ну и что мне с вами делать? — Он закусывает костяшку пальца меж зубов, обдумывая что‑то, а затем щелчком сбрасывает с меня веревки. — Что ж, будь по-твоему, Беатрис. Иди, забирай подружку — таково мое условие. А потом я заберу твою жизнь…
Я ошалело перевожу глаза с него на Дэнни — она уже вся дрожит от холода и страха. Киллиан сошел с ума, если думает, что лед выдержит нас обеих. Одним лишь беспомощным взором я даю ему понять: затея обернется прахом. Но он бескомпромиссно указывает на реку, иначе сделке не бывать. Осторожно я схожу с берега на лед — каждый шаг отдается утробным стрекотом.
Киллиан уверен, что у меня нет шансов выжить здесь. Он не может забрать жизнь сам, поэтому хочет предоставить это природе.
Что ж, Финч… У меня тоже припрятан для тебя сюрприз.
— Не приближайся! — вопит Дэнни, видя, как трещина змеится дальше и почти соединяет нас. — Не подходи, иначе…
— Протяни мне руку, Дэнни! — кричу я и сама боюсь ступать дальше. — Хватайся, пока не провалилась, и я тебя удержу…
Но Дэнни всегда была непокорной. Вместо того чтобы довериться мне напоследок, она делает шаг назад.
Киллиан самодовольно смеется, и от его смеха сердце обливается кровью.
Не выдержав, неустойчивая льдина расходится по швам.
Миг — и река утаскивает нас в свои недра.
XIII. Эвмениды
Ледяные воды реки распахивают голодную пасть и поглощают нас целиком. Холод спазмом сковывает мышцы и не дает конечностям двигаться.
Мы камнем движемся ко дну.
Говорят, в такие моменты перед глазами проносится вся жизнь. Смею заверить, это не так. Проносятся лишь те моменты, которые ты прожить не успел.
Уэст-Ривер не выпустит ученицу по имени Даньел Лэнфорд.
Уэст-Ривер не выпустит ученицу по имени Беатрис Беккер.
Я так и не отмечу Рождество с Присциллой. Она больше не назовет меня птичкой.
Я не съезжу в Париж, как мы с Дэнни с детства мечтали, и не обмакну настоящий французский круассан в кофейную пенку.
Я так
