Эринии и Эвмениды - Риган Хэйс
Я хохочу и позволяю Даньел отобрать фотокарточку.
— Ладно-ладно, стервозина. Так уж и быть, не расскажу, что ты на его фотках сердечки рисуешь помадой.
— Если будешь противно хихикать в коридоре рядом с ним, клянусь, я зашью тебе рот.
— Ты когда штопала‑то в последний раз? Хотя бы свои носки? — прыскаю я. — А, погоди-ка… Никогда. Потому что порванные носки ты сразу выбрасываешь, говоря коронное «куплю новые».
Дэнни шутливо пихает меня в плечо.
— Вот дурында! — восклицает она, смеясь, а затем убавляет в динамике портативной колонки звук, и басовитый голос Билли Айлиш стихает. — Я не покупаю их сама. Мне их Миранда приносит каждые три недели.
— О, простите мою оплошность, ваше высокоблагородие, — склоняю я голову и притворно вздыхаю. — Надеюсь, я не задела чести ваших прелестных носочков?
В ответ Даньел перемещается на диван и кидает в меня бархатную подушку. Покорно прекращаю сыпать шуточками. Она любовно прячет фотографию Гаспара Молины обратно в томик стихов как закладку и говорит:
— Он, между прочим, сам мне ее подарил, перед самыми каникулами. Вернее, он подарил мне сборник Эмили Дикинсон, а снимок лежал в нем, уж не знаю, намеренно он его там оставил или случайно. Может, это жирный намек? Но ты ничего не видела, ясно тебе? Еще никто не знает. Сэйди и Мэй тоже ни слова! Я им пока не доверяю, не приведи господь, разнесут по всему Уэст-Риверу свежие сплетни.
— Ну уж мне бы могла и рассказать! Тоже мне подруга… — надуваю я притворно губы, и в меня летит вторая подушка в стиле бохо.
— Вот пригласит меня на свидание, тогда и узнаешь. Буду травить тебе душеньку рассказами о том, какие мягкие у него губы и чем он пахнет…
— Пф-ф-ф, — фыркаю я со всем присущим скептицизмом. — И чем же? По́том и хлоркой из бассейна? — Отправляю в рот мармеладного червячка из хрустальной миски.
— Какая же ты дурочка, Беатрис, — укоряет Дэнни и откидывается на спинку дивана. — Даже не ври мне, что сама не хотела бы встречаться с Гаспаром. Ты его торс на физре видала?
Мармеладный червяк едва не застревает у меня в горле. Сложно спорить с Даньел, когда она видит тебя насквозь. Но признаться — значит расписаться в официальной конкуренции за парня, а этого мне хочется меньше всего.
— Прости, как‑то не заметила. Обычно я засматриваюсь на спортивные икры мистера Петровски.
— Фу-у-у! — кривится Дэнни так, как будто ее вот-вот стошнит. — Ты мерзкая, Би.
— А ты банальная. Гаспар Молина — это как Брэд Питт, только от мира уэстриверских богатеев. А ты попробуй полюбить Дэнни Де Вито…
Дэнни разражается хохотом во все горло.
— Нет уж, благодарю, уступаю пожилого красавчика с пролысиной тебе!
Мы обе смеемся до колик в животах, как вдруг дверь комнаты распахивается и входит миссис Лэнфорд. Вид у нее какой‑то болезненный и нерешительный, красные губы поджаты.
— Дэнни, милая, могу я поговорить с тобой?
— Конечно, мам. С тобой все хорошо? Ты какая‑то уставшая…
Лилиан Лэнфорд глядит на дочь с плохо скрываемой грустью, а затем говорит:
— Ничего страшного, дорогая, просто голова разболелась. Нам нужно решить вопрос с поездкой в Амстердам.
И Дэнни уходит, увлекаемая матерью.
Этот вечер станет крохотным предвестием несчастья. Недомогание и усталость Лилиан уже через месяц пустят корни и вырастут в злокачественную опухоль, а Дэнни, только‑только закрутив свой первый «настоящий роман», как она это позже назовет, споткнется о страшную весть.
Всего этого я еще не ведаю и провожаю веселую подругу взглядом, полным потаенной зависти. Я запихиваю в рот побольше мармелада, плюхаюсь на диван и пролистываю стихотворный сборник. Я снова достаю снимок Гаспара, который случайно обнаружила сегодня, и несколько минут неотрывно изучаю его, пока сижу в одиночестве. Одетый в красно-черную клетчатую рубашку, он наполовину тает в солнечном свете, бьющем из-за спины, взгляд устремлен в сторону, а не на зрителя. Гаспар улыбается с фото так, словно это миг счастья, который уже не повторится, и я растягиваю губы в ответ.
Я смотрю в лицо будущей катастрофе и даже не догадываюсь об этом.
А затем просыпаюсь.
Я отдираю голову от подушки и ощущаю, что щеки сырые от слез.
Было в этом сне из прошлого что‑то жуткое. Как смотреть на трехмерную модель затонувшего Титаника; знать, что некогда он бороздил водные просторы, был чем‑то целым и полным жизни, а ныне покоится на дне океана, разломанный и мертвый.
Прямо как мы с Дэнни. Счастливые и беззаботные, в одночасье мы переломали друг друга, и всё по моей вине.
Сегодня воскресенье. Рождество меньше чем через неделю, но уэстриверцы не слишком‑то взбудоражены близящимся праздником и каникулами. Труппа по-прежнему готовится к постановке, но без ведущих звезд энтузиазм актеров несколько угасает: никто особенно не верит в успех без Сэйди в главной роли.
Даже Абрамсон грустит, опасаясь, как бы его многообещающий дебют не прошел незамеченным.
На перемене между литературой и французским он пишет:
✆ Рори А: Ну ты‑то хоть придешь посмотреть на выступление?
✆ Беатрис Б: Обязательно, если только академия не провалится в тартарары. Ну знаешь же эти бредни в духе «УР проклят, спасайтесь кто может!».
✆ Рори А: Если мы провалимся, я тебя вытащу. В первую очередь нужно спасти достойных.
✆ Беатрис Б: Вывезешь нас из преисподней на велике?:)
✆ Рори А: Думаю, в отличие от Брайтуотера, даже там можно вызвать «Убер».
Однако мне не до шуточек. Ситуация давно вышла из-под контроля.
Весь день я начеку. Исподволь послеживаю за перемещениями Дэнни, отмечаю, куда она ходит после занятий, с кем общается. И, что важнее, нет ли рядом с ней Киллиана.
На воскресной службе смотрю на нее, сидящую в соседнем ряду. Рядом расположились Джорджина и Ханна, видимо, решившая, что сейчас наилучший момент набиться в фаворитки. Но я знаю, что Даньел одиноко. Даже среди сверстников она ощущает себя уязвимой и хрупкой. В пальцах она комкает какой‑то сверток, но отсюда не разглядеть.
Отец Пристли вновь заводит старую песнь о том, что все мы покорные овцы под глазом Божьим и должны поддержать друг друга в недобрый час. Неужели вы, святой отец, не видите, что агнцы, рассевшиеся перед вами, вовсе не невинные жертвы, а опасные хищники, в любой момент готовые вцепиться друг другу в глотку? Они заискивают перед теми, кто удобен для них, а тех, кто отслужил отведенный им срок, отправляют на свалку истории.
После
