Тайна дома №12 на улице Флоретт - Владимир Торин

— Вы ведь не оставите это дело, так? Продолжите свою охоту? Я работал под вашим началом семь лет и хорошо вас знаю. За это время вы распознали и обезвредили девять прежде не известных медицине смертельных болезней. Именно вы обнаружили, что опухоли могут блуждать… Если вы правы… Конечно же, я помогу вам.

— Рад, что вы передумали.

— Но только чтобы оградить своих пациентов от ваших бесчеловечных экспериментов. Вы согласны? — Доктор Доу кивнул, и Степпл спросил: — Что от меня требуется?

— Я понимаю, что больничное руководство не выдаст вам разрешения поместить дом в карантин. Как минимум мне нужно, чтобы жильцы позволили мне осмотреть их.

— Я сделаю все возможное…

— В первую очередь меня интересует миссис Браун.

Когда прозвучало это имя, лицо Степпла вытянулось — очевидно, молодой доктор был знаком с упомянутой дамой, но спросил он о другом:

— Вы ведь не зря показали мне пыльцу мисс Руби?

— Я считаю, что пыльца имеет какое-то отношение к этой болезни. Но пока не могу понять какое.

— Определенно, дело в пыльце! — закивал Степпл. — Вы уже были в ГНОПМ?

— ГНОПМ?

Речь шла о Габенском научном обществе Пыльного моря, но доктор Доу не понимал, как оно может быть связано с болезнью из дома у канала.

— Ну разумеется! — воскликнул Степпл с какой-то странной горячностью. — Мисс Руби — очень необычный цветок, кто знает, какими свойствами обладает его пыльца. Кто знает, — добавил он с намеком, — как не профессора с кафедры Ботаники. Я удивлен, что вы не отправились туда первым делом.

Это было не лишено смысла, и все же…

— Я бы предпочел сперва осмотреть больных.

— А я бы предпочел, чтобы вы сперва убедились, что это не аллергия, прежде чем начинать колоть иглами и резать моих пациентов.

— Метод Хаймиша не ошибается…

Степпл его словно не услышал.

— Этот цветок может оказаться разгадкой, — сказал он. — Послушайте, доктор Доу. Насколько мне известно, мистер Карниворри — это господин, владевший домом — привез мисс Руби из каких-то тропиков. А мы с вами знаем, что в тропиках произрастает и живет множество такого, что вызывает различные, временами поистине поразительные аллергии, лихорадки и прочие заболевания, которые нашей медицине неизвестны. У вас есть разлетевшаяся по дому пыльца необычного растения и необычная болезнь. Логично предположить, что эти вещи связаны. Вы сами учили меня так рассуждать. И я помогу вам только после того, как вы поговорите с кем-то из ГНОПМ и убедите меня, что мисс Руби ни при чем. Или же точно убедитесь, что именно это растение вызвало болезнь.

Доктор Доу пристально поглядел на доктора Степпла, и впервые тот не отвел глаза. В словах бывшего ученика действительно была логика, а против логики не могло выстоять даже страстное желание доктора Доу разоблачить и обезвредить тварь-болезнь. Пока… Пока искра в сознании Натаниэля Френсиса Доу еще не слишком разгорелась и азарт не захватил его целиком.

— Я сделаю, как вы хотите.

Доктор Степпл кивнул и сказал:

— И еще я хочу, чтобы вы знали, доктор Доу: если я почувствую, что ваши «исследования» несут опасность моим пациентам, я остановлю вас.

Натаниэль Доу не ответил.

Это определенно был не тот Стивен Степпл, которого он знал прежде. Но при этом доктор Доу искренне надеялся, что он и сам больше не тот человек, одно имя которого делало мрачные коридоры Больницы Странных Болезней еще мрачнее. Больше не тот человек, который обратит внимание, что изрезал кого-то на лоскуты, лишь когда окровавленный бурый комок блуждающей опухоли успешно извлечен и посажен в банку…

Не те люди еще какое-то время молча сидели на скамейке, после чего поднялись, попрощались и разошлись.

Полли Уиннифред Трикк была очень странной. По меркам Габена она порой, возможно, и вела себя слегка как чокнутая, но Джаспер склонялся к тому, что она просто милая чудачка, и считал, что другой такой девушки, как племянница их экономки, больше не существует.

И хоть Полли была взрослой, он воспринимал ее как своеобразного и очень красивого мальчишку. И неудивительно: она была храброй и бесшабашной, неприятности к ней так и липли. Настоящее горе для ее чинной тетушки. Дядюшка говорил, что Полли невыносима, но Джасперу это в ней нравилось особенно.

Когда они только сели в кеб и отправились на улицу Флоретт, он еще не знал, что она задумала. Что ж, в ее планы входило то, на что строгий Натаниэль Френсис Доу непременно выдал бы: «Ни в коем случае!»

— Ты мне скажешь, что у тебя на уме, Полли? — спросил Джаспер.

Полли улыбнулась.

— У меня на уме то, что тебе так нравится: проникновение в злодейское логово.

Джаспер не поверил своим ушам.

— Но чтобы было злодейское логово, должен быть злодей!

— О, он есть, — уверила его Полли. — Твоего дядюшку волнуют только болезни, и он совершенно не обращает внимания на людей. Люди не вызывают у него решительно никакого интереса, как будто он не знает, что почти все беды исходят именно от них. Где какое-то горе, какая-то подлость — там всегда какой-то подлец. А у меня, знаешь ли, чутье на подлецов. В твоем рассказе о доме на улице Флоретт кое-что показалось мне подозрительным. — Она сделала многозначительную паузу. — Кое-кто показался мне подозрительным.

— Кто?

— Жильцы начали болеть несколько дней назад, так? А кто появился в этом доме несколько дней назад?

— Мистер Драбблоу! — воскликнул Джаспер.

Полли кивнула.

— Он поселяется в доме — и жильцы начинают болеть. Слишком невероятное совпадение, не находишь?

Джаспер вспомнил встречу на лестнице — то, как этот Драбблоу хмурился, то, как от него мерзко пахло, и то, как он грубо велел им убираться с дороги.

— А еще он злобный и его никто не переносит! Настоящий хмырь! — добавил мальчик. — Он очень похож на злодея. И как я сам не понял?!

Полли поглядела в окно и ничего не увидела, кроме тумана. Было всего около двух часов дня, но город словно выпал из времени, провалившись в дыру в кармане. Рыжие пятна фонарей появлялись и исчезали.

Племянницу миссис Трикк посетили мрачные воспоминания о ее собственных злодеях — о тех, от кого она скрывалась, притворяясь, будто просто гостит у тетушки. В Льотомне злодеи часто совсем не похожи на злодеев, и тем страшнее становится, когда милые улыбки внезапно превращаются в жуткие гримасы, а в светлых и искренних глазах появляется коварный блеск. Габен был мрачнее, грубее, чем Льотомн, здесь правили более низменные нравы, и местные мрази вовсе не заботились о том, как бы удивить свою жертву, прежде чем