Книга дождя - Томас Уортон

– Нам лучше заканчивать с болтовней, – говорит Митио. – Мне надо сосредоточиться на дороге.

Дом возвышается над ними, вырастает из травы, как всплывающий на поверхность кит. Большая часть крыши исчезла или обвалилась внутрь.

Алекс и Митио стоят рядом перед черным провалом, который когда-то был большим эркерным окном.

Верный своему слову, Митио привел их сюда чередой извивающихся тропок, часто останавливаясь и молча наблюдая, прежде чем двинуться снова, не сообщая Алексу, что он, возможно, увидел или почувствовал. На это у них ушло два часа. Митио, казалось, часто слышал что-то, что Алекс не различал, но пока им не встретилось ничего опасного в этой «природоохранной зоне». Внезапные порывы перегретого воздуха, обжигающего плоть. Невидимые узлы давления, порой столь мощного, что ломаются кости. Дыры в памяти, которые спутывают сознание на несколько часов, а может, и навсегда. Алекс не знает, что из этого – лишь интернет-слухи, а что – правда, и начинает гадать, не преувеличена ли опасность, чтобы держать людей подальше отсюда по другой причине, которую так и не раскрывают. Пока они с Митио не увидели ничего такого, что не ожидаешь найти в заброшке. Вдруг все это ложь, думает он. Какая-то безумная игра воображения, в которую нравится играть Митио и Эмери. Какие у него в действительности есть доказательства того, о чем ему рассказывал Митио?

За последний час начал накрапывать дождь. Митио подготовился, что неудивительно, и взял с собой легкие дождевики для них обоих.

На подходе к старому дому Алекса Митио говорит вполголоса:

– Эмери иногда тут ночевала, если задерживалась допоздна и не могла выбраться до темноты. Я искал здесь на днях.

Алекс пытается вообразить, как она остается в руинах их прошлой жизни. Одна, ночью. Речь о его сестре, так что это нетрудно. Он вспоминает разговор, когда они уже переехали из Ривер-Мидоуза. Он только придумал свою первую настолку – «Защитники времени», и Эмери даже пришла на презентацию в магазин игр в центре Ванкувера. После они вместе поели индийской кухни: баттер-чикен, панир-тикка, раджма-чаваль, чур-чур-наан – настоящее пиршество, на которое Эмери набросилась так, словно голодала несколько дней, и которое она без возражений позволила Алексу оплатить. Он завел разговор о доме в Фоксхейвене, о вещах, которые им пришлось бросить там из-за эвакуации: велосипедах, игрушках, памятных вещах, которые, как он решил, он уже никогда не увидит. И тут Эмери сказала ему, что теперь живет в Пайн-Ридже и совершает походы в Ривер-Мидоуз. Она призналась, что уже несколько раз была в «природоохранной зоне» и может найти его вещи, если он хочет. Он скрыл свой шок и попросил ее не беспокоиться об этом. Тогда он даже не вполне поверил ей. Вы проводите первые незабываемые годы своей жизни вместе, потом ваши пути расходятся, и однажды вы снова встречаетесь, думая, что остались прежними, но обнаруживаете, что вы друг для друга – незнакомцы.

– Ты же раньше боялась того дома, – сказал он ей в ресторане, пытаясь вызвать к жизни сестру, которую помнил. – Когда мы только переехали туда, ты каждую ночь звала маму.

– Я была напуганной малышкой, да, – признала она. – Но потом я встретила Девочку-Скелет.

– Девочку-Скелет?

– Не ты один изобретал супергероев, – сказала она и поведала ему историю о том, что случилось с ней той ночью.

И вот он стоит возле Митио перед своим старым домом, глотая слезы. Куда Девочка-Скелет забрала его бесстрашную сестренку на этот раз?

– Мы можем войти? – спрашивает он шепотом.

– Можем, но будь готов уходить быстро. И держись рядом.

Они поднимаются по влажным, осыпающимся бетонным ступеням крыльца. Алекс внезапно чувствует себя неловко рядом с этим человеком, которого в действительности не знает, будто они друг другу чужие и лишь случайно одновременно прибыли на вечеринку.

Дверь обросла ярко-зеленым мхом. Алекс вспоминает, что слышал где-то, что зеленый – единственная длина световой волны, которую растения не могут использовать для выработки энергии, поэтому отражают ее обратно. Мы видим свет, который им не нужен, и думаем, что это цвет жизни. Если бы растения поглощали весь спектр, они бы казались черными. Но, конечно, будь мир таков, никто бы не счел его странным.

– Что Эмери любила делать, когда приходила сюда? – спрашивает Алекс.

– Ждать, – отвечает Митио. – И слушать.

Он не понимает, отвечает ли Митио на вопрос или командует. Решает подчиниться на случай, если это приказ, но очень скоро ему становится трудно стоять тихо. Ему нужно что-то делать. Все это хождение кругами, остановки, ожидание напрягли его, как пружину. Ему хочется оказаться подальше от этого места с его тревожной тишиной. Алекс чувствует жаркий, отчаянный прилив гнева на что-то, на кого-то, а потом понимает, что злится на Эмери. Она отреклась от всего, от всей своей жизни, которая у нее могла быть, лишь бы приходить сюда. Она думала, что это ее ответственность. А теперь сама стала его ответственностью.

Он тянется к ржавому почтовому ящику.

Митио хватает его за запястье и шепчет:

– В последний раз, когда я был здесь, там кто-то жил.

Алекс отступает, думая, что тот, кто свил гнездо в ящике, может выскочить на него, навострив клыки и когти. Ему стыдно за свою реакцию. Он не хочет снова показывать Митио, что боится, так что вытягивает дерзкий указательный палец и жмет на звонок. К своему ужасу, он слышит тихий перезвон где-то в глубине дома.

– Не стоило этого делать, – говорит Митио. Он произносит это, как разочарованный ребенок, и Алекс чувствует, как безумный смешок поднимается из глубин его тела. Он сдерживает его.

– Здесь есть электричество?

– Своего рода, да.

– Что это значит?

Митио не отвечает. Он наклоняется вбок, заглядывает в темноту эркера. Затем прижимается к двери, которая, как кажется Алексу, не открывалась уйму лет.

– Мы можем войти? – шепчет Алекс.

– Пожалуй, безопасно.

Их ведет прыгающий луч фонарика, который держит в руках Митио, и они проходят гостиную с гниющей мебелью. Кухню. Дальний коридор. Вверх по лестнице к спальням на втором этаже.

Открыта только дверь в комнату Эмери. Алекс осторожно входит, пока Митио ждет в коридоре. В нос ему ударяет острый запах гниения. Стены вспучены и перекошены там, где гипсокартон набух от воды. Каркас кровати перевернут, матрас лежит на полу.

– Думаю, здесь она спит, когда остается в доме, – говорит Алекс Митио.

– Похоже на то. Можешь пройти дальше. Думаю, это не опасно.

На письменном столе все еще лежат книги и прочие напоминания о ее прошлой жизни, припорошенные пылью. Банка с песком с пляжа возле их первого дома на побережье. Полка с мелкими мягкими игрушками. Фотография Эмери, сделанная,