По воле чародея - Лилия Белая
Настасье пришлось отложить куколку на стол и отправиться за огнивом, которое мельник хранил в сарае. Выйдя на улицу, Настасья туда и направилась сквозь жестокий ливень, но… застыла на полпути. До её слуха донеслось мычание умирающей Зорянки. Что за чертовщина? Скованная ужасом, Настя осторожно заглянула в хлев. Она ждала увидеть море крови, призрак их кормилицы или новые надписи на стенах, но ничего подобного там не было. Стойло как стойло, опустевшее и тоскливое, только сено валяется.
Настя выдохнула, поцеловала нательную звёздочку Единого и пошла обратно в дом, совсем позабыв об огниве. Дождь затихал. Промокшая до нитки, она торопливо зашла в сени. И вскрикнула. В почти непроглядном мраке на фоне серого распахнутого окна неподвижно стояла фигура высокого человека. Вспышка молнии озарила её на секунду. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы разглядеть нежеланного гостя.
– Вы!..
– Я, – господин Вишнецкий скривил губы в усмешке. – Ох, ты испугалась? Бедняжка. Ну право, не стоит. Не стоит бояться, ты ведь знала, что я приду. И не притворяйся, милая, будто не ждала меня.
Она хотела было ответить, что не ждала никакого гостя, но сжала зубы. В конце концов, это ведь неправда. Разумеется, она думала о нём и знала, что он приедет. Чувствовала.
– Помнишь, я пообещал навестить тебя после дождичка в четверг? Забавно, но всё так и случилось. Я держу обещания. – Властош повернулся к окну. Сверкнувшая молния осветила серебро длинных волос. – Хотя дождик скорее напоминает настоящий ураган. Холодно нынче было ехать к вам, плащ пришлось новый прикупить. Мой любимый в муке кое-кто испачкал… Одна очень глупенькая, наивная девочка. – Маг поёжился и вновь повернулся к застывшей Настасье.
– Кто помог вам найти нашу деревню? – тихо спросила она.
– Зов сердца привёл к тебе, – Властош негромко рассмеялся и добавил: – Ты забыла огниво, душа моя. Ну ничего, мы это исправим. – Он вскинул руки. – Запалиш свитло!
Щёлкнули пальцы под волшебные слова, блеснули ослепительные искры. Вспыхнуло сами собой несколько лучин, зажглись лампадка перед иконой и масляная лампа, висящая на крюке возле окна. Настасья протёрла глаза от яркого света, стараясь скрыть удивление. Не каждый день видишь чудеса.
– Так же лучше, верно? Чаем уставшего пана угостишь, душа моя? Позволишь хоть присесть или так и будем статуями стоять?
Настасья сомкнула губы, не двинувшись с места. Тогда волшебник сам шагнул навстречу. Решительно. Уверенно. Словно это он был здесь хозяином.
– Я не позволяла вам входить в дом моего отца, – с каждым словом дрожащий голосок Настасьи обретал твёрдость. – И я прошу вас, уходите! Уходите немедленно, слышите?!
Она понимала, что перечить пану, да ещё и колдуну, очень опасно. Однако желания кланяться человеку, который уже успел сделать им столько зла, не возникало. «Что же ему, Аспиду, надо от меня? – думала Настя. – За долгом пришёл. Но он ведь знает, что нет денег. Он сам всё и подстроил как пить дать! Почему он ко мне привязался?»
Господин, между тем усмехнулся, спросил:
– Боишься меня, Настенька? Понимаю. Можешь не скрывать, я тебя как открытую книгу читаю. Боишься… Но это хорошо. Власть ведь на страхе держится. Так же, как и магия. На наших чувствах. Ты не представляешь, каково это – управлять людьми, играть с ними, как… – Его взгляд вдруг упал на обережную куколку Настасьи, лежавшую на столе. – …как с куклами, да, – договорил он задумчиво. – Хм, какая дивная вещица. – Недолго думая, Вишнецкий взял её в руки, повертел, внимательно осмотрел орнамент и маленький кокошник. Дочь мельника испуганно глядела, словно кукла была новорождённым младенцем, а колдун – волком, изголодавшимся по живой плоти.
– Хм, так ты у нас, северянка, значит, – не сводя взора с игрушки, прошептал чародей, похоже сам себе. – Ну да-да, ваша избёнка выделяется среди мазанок в этой забытой богом деревне. Вы, навжийцы, северный народ, больно уж волю любите, – он скривил губы. Воспоминания о первой гражданской войне западных панов со свободным славенским народом и о победе последних, всегда оставляли в сердце ясновельможных шляхтичей досаду и злобу.
– Я не правительница, чтобы судить, и в страхе людей держать не умею. Положите мою куклу! Она от матери!
– Вижу, что материнское. – Властош небрежно бросил куколку на стол и спросил с горькой усмешкой: – Приданое? Всё, что у тебя есть? Хорошо, замуж не вышла, не то мороки было бы с тобой больше.
– О чём вы? – Настасья качала головой в недоумении. Спокойный и даже удовлетворённый тон чародея ей не нравился.
– То, что не правительница, видно сразу, – только и сказал пан, шагнув вперёд. – Однако больно дерзка для крестьянки, не находишь? Поди и не служила никому.
– Только нашему государю и Господу Богу. Мы вольные люди, у нас нет хозяев!
– Не повышай на меня голос, радость моя. – Пан приблизился, крепко взял её за плечо. – Как я понял, читать ты умеешь, но книги тебя ничему так и не научили. Ни уважению к старшим, ни хорошим манерам. Из книг ты должна знать поговорку, что долг платежом красен!
Девчонка тщетно попыталась вырваться.
– Вы прекрасно знаете, что у нас нет ни гроша! Это вы всё подстроили? Только зачем? Объясните толком, зачем? Что вам надо от нашей семьи?!
Она почти плакала, Властош напротив – искренне заулыбался.
– Наконец-то – правильный вопрос! Для того я и пришёл к тебе. Поговорить по душам и всё разъяснить. – Волшебник отпустил её. – Чаю нальёшь?
Вишнецкий, следя за тем, как Настасья медленно копошится у стола, резко расстегнул, да что там, почти сорвал серебряную застёжку, скрепляющую у горла плащ и бросил его на лавку.
Дочь мельника с осторожностью покосилась на чародея. Никогда ещё она не видела одежды краше, чем у этого господина. Расшитая серебром, но вместе с тем довольно простая чёрная туника доставала владельцу до колен; на кожаных сапогах и штанах вились узоры; а на поясе, помимо дорожной сумы, висел тонкий кинжал в дорогих ножнах. Пальцы волшебника, унизанные перстнями, как раз покоились на рукоятке клинка, сжимая его так, что побелели костяшки.
Анастасия успела заметить кривую улыбку пана в ответ на её любопытный взгляд и разом отвернулась заваривать чай. Глиняные кружки стукнули о столешницу, в деревянный заварник посыпались сушёные травы. Дрожащими руками девушка достала сахарницу. Последний сахар, что у них оставался.
Властош по-хозяйски расположился за накрытым скатертью столом и велел:
– Две ложки сахара мне в чай положи, замарашка.
Хоть бы «пожалуйста» добавил! Впрочем, Настя не сомневалась – после панского «пожалуйста» люди обычно кончают с собой,
