По воле чародея - Лилия Белая
Коваль с изумлением таращился на оружие. Едва не осенил себя божием знамением, но вовремя остановился и неуверенно молвил:
– Мы ж перекусили, пан колдун… Куда ж пузо-то больше набивать?
– Я разве сказал, что рябчик для еды нужен? – усталым голосом отозвался тот. – Делай, что велено.
Шляхтичу нестерпимо хотелось добавить слово «холоп», но следовало держаться. Кузнец подчинился, взял в руки арбалет.
– Я помогу вам, помогу, – повторил Захарий. – Забирайте всё, что хотите, а Настенька влюбится в меня по уши. Вы ведь поможете? Птицу подстрелить для любовного ритуала вам надо, я угадал?..
– Конечно, – Властош, вновь почуявший в теле силы, кивнул.
Вдохновлённый мечтаниями, Захарий направился в лес. Вишнецкий насмешливо посмотрел ему вслед.
* * *
Анастасия проснулась до того, как начало светать. Расчесала и заплела волосы, повязала косынку, надела сарафан поверх рубахи и отправилась доить Зорянку. Молоко коровушки славилось на всю деревню, но то было раньше. Никто не знал, как отнесутся к мельнику и его дочке соседи после козней пана. Настя старалась верить в лучшее. Всё наладится. Торговля вновь пойдёт в гору. Мелинару опять разрешат продавать муку на Красных рядах, а сама Настя заживёт своей обыкновенной жизнью за работой, но без особых хлопот, временами читая добрые сказки.
– Эй, Настёнка! – моросящую утреннюю тишину прорезал весёлый голосок. От испуга Настасья чуть не обронила подойник. В тревоге оглянулась и спокойно выдохнула: к ней вприпрыжку бежал босой мальчик.
– Данилка! Напугал!
– Что, думала пан чародей явился по твою душу? Ха-ха! – Данилка рассмеялся и вдруг резко повалил девочку наземь, бодаясь головой, щипая и щекоча.
Настасья невольно расхохоталась. Радость наполнила её сердце. Словно маленький братик Данила часто так «нападал» на неё.
– Данилка, мы же всех разбудим! Даже петухи не пропели! Хочешь, чтобы вся деревня… ха-ха! Прекрати!
Мальчонка упорно продолжал щекотать подружку:
– И пана разбудим! Придёт, чтобы заколдовать нас, но я ему покажу! И дядя Мелинар покажет!
Она так желала поверить его словам.
Над ними раскинулось небо. Бледно-серое, плавно переходящее в светло-голубой оттенок. С востока начинали пробиваться первые лучи солнца.
– А ты почему так рано прибежал? – Настасья встала, повернулась к мальчику.
– С радостной вестью, Насть! Матушке уже совсем хорошо! Передаёт большое спасибо! Говорит, если бы не ты, и дядя Любор, и твой тятенька, то Единый ещё вчера её душу бы к себе забрал. Теперь я знаю, вы никогда не подведёте.
Настасья не стала спрашивать, что такого сделал Мелинар для Лисаветы, но кивнула. В конце концов, именно он, как глава семьи, разрешал делиться продуктами с соседями.
– Без матери жизнь несладка, – произнесла Настя, с любовью глядя на названого братца. – Но я благодарю Небеса, что они оставили мне отца. И тебя в придачу.
– Жаль, тот господин не знает, что такое любовь. Упрям, як баран! Так южане говорят.
Настя слабо засмеялась:
– Он лишь злой колдун, соколёнок. Им не дано ни любить, ни сострадать. Он живёт по другим законам, если, конечно, не сам их придумывает.
– А мы пошутим над ним как следует! Разрушим к чертям его планы! – с восторгом предложил Данилка.
Настасья с улыбкой глядела на мальчишку. Даже прикрыла глаза от удовольствия, слушая речи маленького бойкого полководца. Ах, чувствовать бы только запах утренней росы и слушать трель просыпающихся птиц. Забыть о несчастьях, о бедах, о жестоких людях, обо всём большом и пугающем мире. Хоть на время.
– Эх, Настя! – тоненький голос вернул девочку в реальность. – Я тебе помогу, сам всё сделаю, Зорянку подою! Лучше иди поспи чутка! Я же мужчина! Взрослый уже!
Данила довольно грозным тоном велел Насте отдыхать, хотя со стороны вышло слишком забавно. Настасья не сдержалась от смешка.
Братец убежал, а Настя прикрыла глаза. Босые ступни ощущали мокрую траву, руки девушка закинула за голову, сладко потянулась. Чувство безграничной свободы захлестнуло душу.
И тут… Воздушное блаженство сменилось чёрным язвительным голосом, прозвучавшем в голове:
«Я найду и тебя, девочка моя, и твоего отца. Я не отступлюсь от своего. Возможно, я предложу тебе ещё кое-что, только не спеши отказываться сразу, Анастасия… Я всегда получаю то, что хочу».
Раздался крик. Не в мыслях, в реальности.
Настасья вскочила, стрелой помчалась в хлев: именно там кричал и рыдал Данилка.
Забежав внутрь, дочь мельника успела зажать рот ладонями, чтобы не завопить подобно мальчонке. В загоне на сене лежала корова. Откинув голову назад, она пронзительно мычала в предсмертной агонии. Рядом с умирающей Зорянкой стояло наполненное до краёв ведро с молоком. Данилка не успел бы её подоить. Откуда здесь молоко?..
Настасья в ужасе подняла глаза на стену. На брёвнах отчётливо алела надпись. Это был древнеславенский язык, написанный заковыристыми буквами глаголицы. Магический язык Настя не знала, но, что поразительно, смогла тотчас перевести и верно прочитать фразу, которую некто написал кровью.
«Зажди мянэ. По дэшчу у чацвер» – безмолвно прочла Настасья.
– Что сие значит, Настён? – спросил Данилка, не смея оторвать горестного взора от коровы, уже переставшей дышать.
– «Жди меня после дождичка в четверг».
Данилка дёрнул обомлевшую от страха девчушку и указал на ведро с молоком. Белая жидкость на глазах начала краснеть.
Настя не сдержалась и вновь пронзительно завопила, когда увидела, что молоко обратилось кровью.
Предсказание чародея
Пришла беда – отворяй ворота.
Русская народная поговорка
После смерти Зорянки минуло несколько дней. Дела семьи мельника становились хуже. Настасью изводил страх: помимо коровы, померли куры, в зерне завелись черви, механизм мельницы поломался. Всё происходило быстро. Резко. Беспощадно.
Соседи по-прежнему сторонились жилища на окраине деревни, чурались его обитателей. В каждой хате шёпотом сказывали, будто Мелинар и его дочурка страдают от того, что водят дружбу с бесами. Верными друзьями «прокажённых» оставались только Данила да его матушка. Настасья искренне радовалась за Лисавету, потихоньку идущую на поправку, но саму её терзали тревожные мысли. Чёрное колдовство пана принесло свои плоды: чего только стоило ведро с кровью вместо молока! Чародей потешался весьма изощрённо. Ужас перемешивался с унынием, а надежда на лучшее таяла, подобно тонкой
