По воле чародея - Лилия Белая
Властош только посмеивался над словами тщетно пытавшейся вырваться Насти. Глупенькая, о боги, какая же глупенькая, сколько раз он давал ей шанс, и сколько раз она повторяла одни и те же ошибки! На сей раз урок будет жёстким, последним.
– За предательство у меня принято карать, Анастасия. Говоришь, душа моя, про плен, но твоя работа в поле и в овине рядом со мной покажется тебе Садом Единого, по сравнению с тем, что скоро испытаешь. Хватит. Мне надоело с тобой церемониться! Живо веди её за мной, Яков!
* * *
Настасья не знала, куда именно они направлялись, но предчувствие подсказывало что-то нехорошее. Её силой волокли через анфилады комнат и коридоров. Яков с Властошем завели брыкавшуюся девочку в столовую и, наконец, они пришли в кладовую.
– Куда вы меня ведёте?! – в испуге спросила Анастасия, обернувшись к чародею.
Тот, словно только и ждавший этого вопроса, кратко ответил:
– Узнаешь.
От спокойного тона мага у Насти защемило сердце. Оказавшись в мрачной кладовой, Властош приблизился к стене и принялся водить по ней пальцами, будто разыскивая тайный проход.
Удивление овладело Настасьей, когда пан нашёл его. Стена отодвинулась, и пленница не успела вымолвить слова прежде, чем её грубо подтолкнули в открывшийся тёмный проход. Искусница чуть не упала: босая, она ощущала под ногами сырые холодные ступени. Каменная лестница спускалась куда-то вниз, в самый подвал.
Через мгновение тьму прорезало пламя свечей на подсвечнике, взятом Властошем в кладовой. Освещая путь, пан зашагал вниз первым. За ним последовал приказчик, волоча за собой Настасью.
– Давно я тут не был. Темница моей покойной жёнушки впечатляет, – проговорил Вишнецкий, едва они оказались в узком, почти лишённом света, коридоре. В сыром, дурно пахнущем помещении с множеством камер, в основном решётчатых, а не закрытых. За решёткой одной из них Настасья разглядела прикованный к деревянному столбу скелет. И закричала.
– Что ты вопишь так, милая? Страшно? – голос Вишнецкого звучал наигранным состраданием. – Да, моя красавица-жёнушка, была такая же чокнутая, как её сестрица фея. Пользу, однако, Лунья Грацианская мне принесла, когда расписалась в брачном контракте. Мне достались её земли, крестьяне, поместье и, разумеется, вот это подземелье. Ах, душа моя, у нас такая любовь была, такая любовь… До гроба, в прямом смысле. Только она покинула этот мир первая, а мне ещё жить и жить. Недолго мы прожили с ней в браке, характерами не сошлись.
Вишнецкий рассмеявшись, кивнул – Настасью грубо схватили за локоть и повели в самую дальнюю камеру без решёток.
– Нет! Нет-нет-нет! – заверещала она. – Вы не посмеете, нет!
– Стой, Яков. – Вишнецкий, приблизившись к пленнице, резко ухватил её за подбородок и крепко, до боли сжал. Властошу казалось, что он может убить, держаться было непросто.
Настя не могла шевельнуться, по щекам струились слёзы.
– Ты слишком мне надоела, девчонка. Может, мне тебя не в темницу посадить, а для начала познакомить с пыточной?
Глаза Анастасии широко распахнулись при упоминании страшного слова.
Властош выпрямился. Внимательно глядя на невольницу, с едва заметной улыбкой продолжил:
– Да, фантазия у моей супруги была богатая. Столько навыдумывала. Такая юная, а сколько невинных душ загубила. Не просто порола, но мучила так, как ни один самый умелый палач не придумал терзать. Давай-ка пойдём, Насть, прогуляемся, покажу тебе. После посещения этой комнатки мозги сразу на место встанут. – Властош прочитав на бледном лице Насти нарастающую панику, решил добить, внимательно глядя в глаза и перечисляя: – Дыба… Колесо… Раскалённые щипцы… «Илантийские башмачки», вряд ли долго в них потанцуешь, но попробовать можно. Давно не был тут, всего не перечесть, это надо видеть. Ты начитанная, историю ведь знаешь?
Настя, тяжело дышавшая, прикрыла глаза в ответе.
– Хорошо. Тогда скажи мне, дрянная девчонка, что делали с воровками во времена царской Славении? Буквально недавно, несколько веков назад.
Анастасия боялась обронить слово. Слёзы застилали очи. Вишнецкий скривился, сильнее сжал ей подбородок.
– Говори!
– Им… л-ломали пальцы…
Властош широко улыбнулся.
– Ну вот видишь, знаешь же историю, хоть чем-то меня порадовала. Тиски кости ломают неспешно, причиняя такую боль, что горло от крика разрывается. Ты не помрёшь, зато больше не возникнет желания предавать и сбегать!
Громко забилось девичье сердце. Властош рассказывал о комнате страданий с такой уверенностью и знанием дела, что любой человек с лёгкостью поверил бы в существование этой самой пыточной. Анастасия поверила.
Яков выжидающе смотрел на господина.
– Веди её туда, – Властош указал на самую дальнюю дверь без решёток. – Недолго пробудем там, но этого времени хватит.
Несчастная, схваченная приказчиком за локти, завопила:
– Нет! Нет-нет, пожалуйста! Прошу, не надо!
– Давай-давай, шагай! – Властош знал о мыслях Настасьи. Девчонка думала, что сейчас окажется в той самой пыточной, но крики прекратились, когда лязгнули ключи, и её втолкнули в небольшую тёмную каморку безо всяких хитроумных устройств. Властош остался доволен собственной игрой.
– Радуйся, вновь я проявляю мягкость! – сказал пан, также зайдя в темницу, повыше подняв подсвечник. – Но сейчас я тебе покажу, что такое настоящий плен.
Настасья быстро огляделась. Свет в каморку проникал тусклым лучом из высокого решётчатого оконца. На стене под ним висела цепь. По соломе, расстеленной на сыром полу, сновали три крупные крысы. Темница услышала повторный вопль.
– Отчего крыс боишься? Между ними и мышами разницы почти никакой, – Властош усмехнулся. – Как же ты собралась жить с папочкой, если бы вернулась? Он ведь точно в такой же шкурке бегает. – Тёмный чародей указал на цепь, висящую на стене, и спокойно, без насмешки, приказал: – Яков, в кандалы её.
Крики и мольбы о помиловании пропускали мимо ушей. Управляющий без тени жалости подвёл Настю к стене и принялся закреплять ржавое железо на тонких лодыжках.
Властош смотрел на пленницу с таким холодом, на какой только был способен. Уже ничто не могло заставить его отменить строгое наказание.
– Ничего, посидишь здесь денёк, авось поумнеешь, – фыркнул Яков, забивая втулку на кольце. Затем схватил дрожащие руки девушки и точно также окольцевал их железом.
– Ну почему – денёк, – протянул пан, как бы размышляя. Дочь мельника морщилась от боли, цепи не давали сделать ей шага. – Денька четыре, а может, и целую седмицу посидит, подумает над своим поведением, – чародей, подойдя, наклонился над помертвевшей от ужаса Настей и с фальшивой лаской погладил по золотым кудрям. Яков закончил с кандалами, отошёл в
