Сто грамм за Поттера - Мансур Шабаев

Гарольд! Я в тебе разочарован. Такие, правильные мысли, и такой дебилизм, в РЕАЛЬНОМ деле.

Наверное мне пора на покой. Теряю хватку. Не смог убедить своих учеников в правильном решении.

За накалом страстей я даже чуть не пропустил момент, когда старый гоблин назвал меня своим учеником. Вот это фигасе! Вот это да! Ставки растут стремительно!

Самое интересное, что как такового камня преткновения у нас не было. Просто мы не нравились друг другу. Вот и всё!

Багнолд в качестве контраргументов против планов Директора выдвигала несомненный, по её мнению урон престижа семьи Багнолд — Транкавель. Обучение в Хогвартсе — это ведь такой моветон.

Теодоро талдычил о безопасности, напирая на то, что его Витторио единственный родственник и если с ним что — то случится, передать дела будет некому и начнётся война за передел.

А я молчал и скалился. Потому, что понимал, что сейчас Рагнхорк будет всех нагибать, и я на это нагибание, один из первых кандидатов.

Ненавижу эту псевдодемократию! Зачем нужно было портить столько нервов. Разводить совершенно дикие турусы! Всё равно всё закончилось как надо.

Рагнхорк просто построил нас в три шеренги и чётким командирским голосом отдал приказ — что, как, и когда кому делать. И все приняли это как должное. И согласились. И потом долго пили чай с гоблинскими сухариками и удивлялись своей тупости.

Уже когда мы прощались, направляясь в аппарационный зал, я подошёл к мистеру Теодоро.

— Уважаемый Дон. В честь положительного завершения наших переговоров, не поможете ли мне в решении маленькой проблемы…

Глава 77

Глава тринадцатая.

Сириус Блэк.

С тех пор как Сириус неожиданным образом получил весточку с воли, в душе у него не угасала надежда. О нём помнят. И ему обязательно помогут. И тогда он отомстит. Всем.

За составлением списка врагов и планированием мести время пролетало незаметнее. Даже дементоры, казалось, стали приходить реже.

Обращаясь в Грима, он теперь уже не скулил, глядя на то место на потолке, где по идее должна быть луна, а прыгал по камере разминая мышцы и радостно поскуливая. Скоро, теперь, наверное, уже скоро.

Живые тюремщики редко посещали камеры четвёртого уровня, перепоручив надзор за заключёнными дементорам. Поэтому Сириус удивился, увидев в дверях своего узилища целых двух надзирателей.

— Блэк, с вещами, на выход!

— Прекрати прикалываться Хэвиш. Откуда у недобитого Пожирателя вещи. Мистер Блэк, собирайтесь, Вас переводят.

У Сириуса отнялся язык и ослабели ноги. Переводят! Куда!? Зачем!? Может его как Беллу — переведут. И с концами.

— Куда меня — язык еле ворочался в пересохшем рту — переводят? Я не пойду!

— Собирайся, придурок! Большие люди за тебя хлопотали. Будешь теперь на восьмом уровне сидеть.

Восьмой уровень? Он даже не слышал, что такой существует. И что там, на восьмом уровне?

Но сначала его отвели в душ. Самый настоящий, магловский душ. И даже с горячей водой.

Ещё не до конца все, понимая, Блэк автоматически намылил голову и встал под исходящие паром струи. И чувствуя как расслабляется под горячей водой замызганное до ручки тело, видя как убегают сквозь отверстие в полу грязные ручейки, Сириус понял, что настаёт новая, неизвестная ему жизнь. И тогда он сел на корточки и заплакал.

— Теперь твоё место здесь!

Надзиратель сдвинул заскрипевший засов и втолкнул Сириуса в комнату. Именно комнату, так как с предыдущим обиталищем Блэка это помещение ничего общего не имело.

В большой светлой комнате, да и как ей не быть светлой, если едва ли не половину стены занимало затянутое витражом окно, стояло четыре кровати и большой стол. У каждой кровати тумбочка и стул. В левом от дверей углу санузел, отгороженный тонкой перегородкой. Мордред, да у него в Гриффиндорской башне места было меньше!

За столом восседали трое, глядя на которых можно с уверенностью было сказать — это точно не аристократы.

— Привет, Хэвиш. Кого это ты к нам привёл?

Один из сидевших за столом поднялся и двинулся к двери.

— Знакомьтесь, джентльмены. Вам теперь сидеть вместе.

— Какого Мордреда, Хэвиш. У нас тут и так дышать не чем.

— Заткнись, Робски, за человека сам дон Теодоро слово сказал.

Подошедший уже достаточно близко заключённый внезапно остановился и почти дружески хлопнул Блэка по плечу.

— А я, что разве против? Тем более что сам Дон сказал. Кто я такой, что бы с Доном спорить. Проходи, Бродяга, располагайся.

От слов сидельца Сириус окаменел. Что! Откуда здесь известно его прозвище! Что вообще происходит!?

— Проходи, проходи — надзиратель втолкнул замершего столбом Сириуса в камеру и захлопнул дверь.

Сидящие за столом старожилы с интересом рассматривали новенького. А новенький стоял столбом и тупо пялился на них.

— Ну что же Вы, мистер, не знаю пока, как вас зовут, застыли в дверях? Проходите, присаживайтесь к столу. Расскажите присутствующим здесь джентльменам, кто вы, и на сколько сподобились оказаться в этих гостеприимных стенах.

Сидящий во главе стола старик, с наголо обритой головой, сделал приглашающий жест рукой.

Сириус сглотнул, на негнущихся ногах подошёл к столу и присел на краешек предложенного стула.

— Меня зовут Сириус. Сириус Блэк. И я здесь пожизненно.

Если на двоих из сидевших за столом, это известие не произвело ровным счётом никакого впечатления, то третий, тот, которого охранник назвал Робски, подскочил как ужаленный.

— Постой ка, мистер! А я ведь про тебя слышал! Ты ведь тот самый тип, что замочил целую кучу маглов. Первейший кореш Сам-знаешь-кого! Хэвиш, сука! Мокродела к нам подсадил!

— Лесли! — он обратился к бритоголовому — с каких пор к честным ворам мокрушников подсаживают. Это же беспредел. Не по правилам это!

— Заткнись, Робски — бритоголовый даже бровью не повёл — тебе английским языком объяснили — за человека сам Дон Теодоро вписался. Тебе, что, его слова мало?

— Я не понял! Лесли, Билд! Вы что охренели!? Ну и что, что Дон подписался. Да срать я хотел на него и его подписку…

На этих словах Робски неожиданно замолчал, и даже схватился за горло, словно собираясь затолкать вырвавшиеся слова обратно. Лицо его покраснело, и он с виноватым видом взглянул на сокамерников.

Бритоголовый Лесли, и второй сиделец, по имени Билд, поднялись из за стола, и смотрели на Робски с явно выраженным сожалением.

— Эх, Уильям, Уильям — бритоголовый снова сел за стол и подпёр голову ладонями, словно выражая свалившееся на него несчастье — сколько раз я говорил тебе, что бы следил за своим языком. Ведь слово, оно