Когда в июне замерзла Влтава - Алексей Котейко

— Подземелья?

— Для начала — подземелья. Но сокровище, о котором идёт речь, спрятано гораздо глубже, и было здесь ещё до появления замка. Оно где-то там, в пещерах Бржежской скалы.

— Чей это клад? — спросил Иржи, наклоняясь, чтобы взять из круга свой свечной огарок.

— Не трожь! — рявкнул Врбас. — Вот же бестолочь… Свеча должна гореть!

— А если ветер её задует? — обиженно поинтересовался Шустал.

— Не задует, — отрезал каноник.

— Так чей это клад? — спросил в свою очередь Максим. — Определённо не княгини Либуше, ведь её сокровища под Вышеградской скалой.

— О! — колдун с интересом посмотрел на капрала-адъютанта. — А я не ошибся, выбрав вас, — он склонил голову набок, словно изучая собеседника. — Вы ведь нездешний. И знаете куда больше, чем говорите.

Резанов промолчал.

— Да, — продолжал Врбас. — Это не клад Либуше. Это сокровище её отца, Крока. Хотя, — продолжал он таким тоном, будто вёл ничего не значащую светскую беседу, — не его одного. По совести сказать, в здешних пещерах поколение за поколением скапливалось немало ценностей. Разного рода, — добавил он как-то невпопад. — Здесь, на Бржежской скале, горел погребальный костёр Крока, потому что южнее, там, где сейчас проходит Эмаусская улица, были священные рощи.

— Рощи Мораны, — Макс почувствовал, как его голос становится непослушным и сиплым.

— Ого! Да вы в самом деле разбираетесь! — похвалил его каноник. Иржи посмотрел на друга с тревогой, а Резанов тем временем вспоминал, как красиво — хоть и пугающе — звучала в его XXI веке эта легенда. Улица На Морани, в честь языческого святилища, когда-то, возможно, бывшего в этих самых местах. Стало быть, не легендарного, а на самом деле существовавшего?

— Богиня смерти, — уточнил парень.

— И жизни! — поправил Врбас. — Вечного цикла возрождения.

— То есть нам что же, — вмешался Иржи, — нужно будет сделать чучелко Мораны? Великий пост давно прошёл.

— Ну, это уж ваше дело, как вы собираетесь справляться с зимой, — пожал плечами колдун. — Я обещал всего лишь показать последнее сокровище. И я вам его покажу, — он развернулся и двинулся вокруг башни. Стражники последовали за ним, Максим на ходу сунул пистоль в кобуру.

— Ты во всё это веришь? — шёпотом поинтересовался Шустал.

— Звучит вполне логично.

— А по-моему, логикой тут и не пахнет.

— Но ведь под конец поста носят чучело Мораны? Даже в Праге. Я сам видел.

— И в других городах, и в сёлах. Слушай, ну традиция есть традиция. Но вот мой двоюродный дед однажды опоздал на такое шествие. И по поверью, вроде как должен был помереть в тот же год. А он ещё двадцать лет прожил, да и помер по глупости — утонул спьяну.

— У нас Эмаусскую улицу в самом деле называют На Морани, — пояснил Максим. — И потом, он же каким-то образом собирался возвращать весну. Это не просто клад, тут явно есть что-то ещё.

— Вот это-то мне и не нравится, — проворчал Иржи. Они свернули за угол и увидели Врбаса, который дожидался стражников, прислонившись к стене у низенькой дверцы.

— Нельзя ли поживее? — осведомился колдун. — Защита не будет действовать вечно. А час духов…

Где-то в городе ударил колокол. Ему ответил второй, третий. Перезвон пражских костёлов возвещал наступление полночи.

— Час духов уже пришёл, — хмыкнул каноник, оглядываясь по сторонам.

С последним ударом колоколов воздух будто загустел, а снежные хлопья замерли в своём падении и словно бы сгустились. Потом Макс понял, что дело совсем не в снеге — просто в белой пелене стали там и тут появляться силуэты, поначалу просто тёмные, вбирающие в себя любой свет. С каждой секундой призраки становились всё отчетливее, как проступающая под проявителем фотография, а вместе с ними из далёкого прошлого накатывало то ли эхо, то ли воспоминание — звуковая волна: треск пламени, крики, лязг стали.

Привидения быстро заполняли крепостной двор и парапеты стен, несколько возникли даже на крышах, замерев в самых странных позах. Вот один здоровяк в откинутом капюшоне замахивается топором на лежащего у его ног противника в кожаном нагруднике. Вот выгнувшись дугой, валится — и всё не может упасть — за зубья стены то ли гоблин, то ли гремлин, подстреленный из арбалета. Где-то совсем далеко-далеко на фоне усиливающейся какофонии звуков слышались женский и детский плач, и тяжёлые удары тарана в ворота.

— Иисусе, — прошептал Иржи.

И в этот момент застывшее поле битвы разом ожило.

Глава 23

Законы крови

Грохот сражения, участники которого давным-давно истлели в своих могилах, ударил по ушам уже не отдалённым эхом и отдельными звуками, а мощной какофонией. Залязгала сталь, будто вокруг трудились разом несколько десятков кузнецов. Запылал огонь, и его бледные языки появились над крышами всех крепостных построек. Треск горящего дерева и рушащихся балок, стоны и крики, и самое жуткое, живо напомнившее Максу ночь у Бенедиктинских ворот — все мыслимые и немыслимые отзвуки ударов. Ударов стали в живую плоть и кости, ударов живого тела о камни при падении со стены, ударов болтов и стрел, со звяканьем отскакивавших от доспеха или впивавшихся в незащищённые руки, ноги, животы, шеи.

Громыхнуло вразнобой: с верхнего этажа башни стреляли из ручниц. Мимо замерших стражников и продолжавшего ухмыляться арестанта промчалась пятёрка вооружённых пиками солдат, но тут на них выскочили сразу несколько то ли троллей, то ли огров с цепами — и в несколько секунд дело было кончено. На камнях замкового двора остались только тела, а «молотильщики» поспешили дальше, вокруг башни, к единственной в то время двери в неё на втором этаже. На троицу у современного входа ни один из призраков даже не взглянул.

— Я ведь говорил, — насмешливо заметил Врбас. — Так мы пойдём за кладом? Или вы