Скорбный дом Междуречья - Алевтина Ивановна Варава
Эднара не могла догадаться, как на самом деле относился к само́й дерзкой инициативе своей жены над Адгар. Ведь весь этот процесс ставил под сомнение карательную систему Междуречья. И за время слушанья не раз звучали ужасающие подробности о том, что происходило в стенах красного дома под его надзором. Но открыто Адгар свидетельствовал исключительно в пользу Эднары. Собственно, как и вообще все, вместе взятые.
Княгиня д'Эмсо дважды лишилась чувств, пока давала свои показания, и Эдна даже всерьёз подумала, что отсюда мать на всех основаниях придётся отправить в жёлтый дом.
Но княгиня справилась. Она со страхом и трепетом рассказала о том, как менялись отношения внутри её семьи с рождением каждого нового сына. Княгиня испытывала мучительный стыд, признавая, сколь непокорным оказалось её материнское лоно. Уже после её показаний, пользуясь случаем, выступил один из адептов мудрости, над Пьемор, попытавшийся донести всем собравшимся, что по человеческой природе ответственность за пол рождаемого ребёнка несёт исключительно мужчина. И склонность знати винить жён в появлении на свет слишком большого числа сыновей, является антинаучной.
Во время этого выступления впервые бескрайняя толпа начала шушукаться и отвлекаться. Адепта мудрости едва не освистали, и процесс вернулся к своему течению.
Но зато показания о том, как был убит на глазах матери новорождённый княжич д'Эмсо, не успевший даже получить имени, слушали все, даже забывая дышать.
После этой части рассмотрения на стороне князя д'Эмсо не осталось уже ни одной симпатии. Наверное, толпа могла бы линчевать его, дай ей кто-то такую волю.
Скованный по рукам и ногам и хранимый тремя карателями-надами разом, отец Эднары, казалось, старел с каждым часом суда, будто был главой Первородных и наблюдал череду исполняемых Зверем Тумана желаний.
Давая показания, Эднаре пришлось рассказать и о том, как она излечилась от безумия.
По лицам, до которых мог дотянуться глаз, казалось, что в этот миг многие готовы были разувериться в действенности настоя Горькой Правды.
Если жестокость князя потрясла Междуречье, то смелость Эднары его поразила. В это приходилось верить. Верить, что девчонка-человек сумела лишить жизни Зигрида Небулапариунта.
Эдна была почти уверена, что именно за эту часть признания её в итоге осудят вместе с отцом. Процесс проходил слишком хорошо. Всё складывалось слишком хорошо. Так, как не может получаться в этой жизни для девушки.
Но толпа ей… рукоплескала. Все. Даже четверо из членов совета Пяти. Только вечные оставались бесстрастны.
В день суда Эднара впервые увидела своими глазами тех, кто входил в действующий совет и олицетворял главную власть Междуречья. Неизменного каменного вечного Тайсэра в чёрном плаще с красным подбоем — он смотрел перед собой пустым взглядом. Жёлто-полосатого нада Ардо и лазурную, очень высокую наду Сайнэллу. Самого влиятельного князя этого века, богатейшего из людей, Армандо МакЭльспэрио, и его взрослую и даже замужнюю дочь, единственную человеческую женщину, чьё слово имело вес самого закона, — княгиню Гиризу Тирсо.
К ночи, когда охряное небо над дымкой волнующихся эманаций потемнело и послушки запустили в него пылающие шары, чтобы осветить продолжающийся процесс, заключительное слово взял каждый из членов совета.
— Все мы — существа разной природы и имеем свою историю, — говорил, раскатывая свой глас над толпой по всему острову Первого города, над Ардо. — В наших традициях лежат тысячи отличий. Но есть то единое, что объединяет всех живых существ между реками Тумана. Это — стремление оберегать свои продолжения, своих детей. Послушки готовы окаменеть ради того, чтобы дать детёнышам место в колдовских домах. Нады делают всё, чтобы их дети чувствовали себя счастливыми. Люди не шагнули так далеко, но они, как и все прочие, стремятся продолжить жизнь после смерти в существах своей крови. И тем, кто идёт против природы, убивая своих детей, надлежит отвечать по всей строгости закона.
— Знать Междуречья сама породила причины, побудившие князя д'Эмсо тяготиться своими сыновьями, — говорила нада Сайнэлла, и поначалу многие поражённо подумали, что она будет защищать подсудимого. — Маги сделали количество дочерей эквивалентом своего могущества и богатства. Маги заняты лишь тем, чтобы меряться размерами своих островов и красотой замков. Обратите внимание, ни один над не владеет целым островом, хотя имеет массу возможностей таковым обзавестись. Но наша раса находится над столь низменными желаниями. Однако мы согласны понимать их и уважать. Но лишь до тех пор, покуда маги сами соблюдают законы! И тех, кто их преступает, вне зависимости от титулов и состояний, вне зависимости от заслуг предков мы будем судить и карать! Люто карать! Так же люто, как маги склонны обращаться со своими семьями! Я выражаю протест против законов знати Междуречья и в знак этого отдаю свой голос против князя д'Эмсо!
Сайнэлле аплодировали не так рьяно. Аристократам не очень понравился изначальный выпад.
— Я вынужден с прискорбием признать, — поднялся на ноги князь МакЭльспэрио, — что с самого утра, когда началось это рассмотрение, испытываю растущее и невыносимое чувство стыда. Князь д'Эмсо не просто совершил преступление. Он опорочил свой титул, он опорочил сам принцип родовой знати магов Междуречья. Совету, увы, то и дело приходится выносить приговоры за убийства отцами своих сыновей. И даже за убийства старшими сыновьями своих отцов! Жаль, что так часто мерилом чести становятся золотые монеты. Но то — иной вопрос, и сейчас, перед всем Междуречьем, я готов признать: то — мы даже можем понять! — По толпе прошёл ропот. — Не можем простить, но можем понять! Люди вообще и маги в особенности борются за своё выживание, в том числе — и с собственными отпрысками, и со своими предками! Я готов это
