Лекарь Империи 11 - Александр Лиманский

— Имперский отбор?

— Да. В столицу. В сборную страны. Это… — он отвёл взгляд, и я заметил, как блеснули его глаза. — Это была моя мечта. С детства. С пяти лет.

— С пяти лет?

— Мама привела меня в секцию, когда мне было пять. Тренер сказал, что у меня талант. С тех пор я… я только этим и занимаюсь. Каждый день. Шесть часов минимум. Иногда восемь.

Я молча кивнул, слушая.

— Гимнастика — это вся моя жизнь, — продолжал Арсений, и его голос становился всё тише. — Я не знаю, кто я без неё. Не знаю, что буду делать, если… если не смогу…

Он не договорил. Не смог.

Я понимал его. Понимал лучше, чем он мог подумать. В прошлой жизни я тоже знал людей, которые положили всё на алтарь своего призвания. Спортсменов, музыкантов, учёных. Людей, для которых их дело было не работой, не хобби — а смыслом существования. И я видел, что происходило с ними, когда этот смысл отбирали.

Некоторые ломались. Совсем.

— Расскажи мне поподробнее, — попросил я, меняя тему на более безопасную. Более медицинскую. — Когда всё началось? С самого начала, не упускай деталей.

Арсений задумался, собираясь с мыслями. Его правая рука всё ещё подёргивалась, но уже не так сильно.

— Три недели назад… нет, почти четыре… у меня заболело горло. Ничего серьёзного, я думал — обычная простуда. Продуло где-то, или подхватил от кого-то в раздевалке. Такое бывает.

— Сильно болело?

— Средне. Глотать было неприятно, температура небольшая — тридцать семь и пять. Тренер сказал отлежаться пару дней, не ходить на тренировки, чтобы не заражать других. Я отлежался, попил чай с мёдом, и всё прошло. Вернулся к тренировкам.

— К врачу ходил?

— Нет. Зачем? Само же прошло.

Я мысленно вздохнул.

«Само прошло». Любимая фраза пациентов всего мира. И всех времён, видимо. Сколько раз я это слышал — и в прошлой жизни, и в этой. И сколько раз за этим «само прошло» скрывались недолеченные инфекции, пропущенные диагнозы, тикающие бомбы в организме.

Стрептококковая ангина — если это была она — не проходит просто так. Она притворяется, что прошла. Отступает, затаивается, ждёт. А через две-три недели — бьёт. По сердцу, по почкам, по суставам. По мозгу.

— Дальше, — сказал я.

— Дальше… — Арсений нахмурился, вспоминая. — Неделю назад начались странности. Я стал ронять вещи. Ложку за завтраком уронил. Потом телефон. Потом… потом на тренировке не удержал хват на перекладине. Чуть не упал.

— Руки не слушались?

— Да! Именно так! Как будто… как будто они сами решают, что делать. Я хочу схватить что-то — а рука дёргается в сторону. Или сжимается не вовремя. Или разжимается.

— Тренер что-то заметил?

— Да. Сказал, что я переутомился. Дал выходной. Но лучше не стало. Хуже стало.

Арсений замолчал, и его лицо исказилось — не от боли, от воспоминаний.

— Позавчера на тренировке я упал с коня. Просто… потерял равновесие. В середине элемента, который делал тысячу раз. Рука дёрнулась не туда, я потерял опору и упал. Такого со мной не было с десяти лет, понимаете? С десяти лет!

— А сегодня?

— Сегодня были соревнования. Городские. Отборочные перед имперским турниром. Я думал — справлюсь. Думал — соберусь, сконцентрируюсь, всё будет нормально.

Он криво усмехнулся.

— Вышел на брусья. Начал программу. И всё поплыло. Руки, ноги — как чужие. Как будто они принадлежат кому-то другому, а этот другой — пьяный идиот, который не знает, что с ними делать.

Его голос сорвался.

— Я упал. Прямо на глазах у всех. У судей, у тренеров, у родителей. Упал — и потерял сознание.

Он замолчал. Его правая рука дёрнулась — остаточный спазм, несмотря на диазепам.

— И температура? — уточнил я.

— Да. Поднялась уже здесь, в больнице. Тридцать восемь и пять, медсестра сказала.

Я встал, мысленно выстраивая картину.

Итак. Что мы имеем?

Недолеченная ангина три-четыре недели назад. Высокий титр антистрептолизина — значит, стрептококк был. Лихорадка. И хорея — классические непроизвольные движения, которые начались через две-три недели после инфекции.

Пазл складывался. Почти. Но «почти» в медицине не считается. Нужны доказательства. Нужно исключить всё остальное.

— Славик, — я повернулся к ординатору, который стоял у двери с блокнотом. — Выйдем.

Мы вышли из палаты.

— А теперь записывай план обследования. — сообщил я ему.

Славик кивнул, приготовив ручку.

— Первое. МРТ головного мозга с контрастом. Хочу исключить объёмные образования, очаги демиелинизации, инсульт. Маловероятно в его возрасте, но нужно быть уверенным.

— Понял.

— Второе. Эхокардиография. Это приоритет, Славик. Самый главный приоритет.

— Что ищем?

— Вегетации на клапанах. Любые признаки эндокардита или ревмокардита. Если стрептококк ударил по мозгу — он мог ударить и по сердцу. А поражение сердца — это то, что может убить.

Славик побледнел, но продолжил записывать.

— Третье. Кровь: полный ревматологический скрининг. Антинуклеарные антитела, ревматоидный фактор, С-реактивный белок, всё по списку. И ещё — три забора на стерильность с интервалом в час.

— Три забора?

— Да. Если там бактериальный эндокардит — однократный посев может не показать. Бактериемия бывает перемежающейся. Нужна серия.

— Понял. Дальше?

— Консультации. Невролог — обязательно, для дифференциальной диагностики. Кардиолог — как только будут результаты ЭхоКГ. И… — я задумался, — есть у нас ревматолог?

— Есть, но он приходящий. По вторникам и пятницам.

— Сегодня какой день?

— Среда.

— Чёрт. Ладно, обойдёмся пока. Но если подтвердится то, что я думаю — позвони ему домой, попроси приехать. Скажи, что случай срочный.

Славик кивнул и убрал блокнот.

— Всё выполню. Что-то ещё?

— Пока нет. Иди, запускай процесс. Чем быстрее получим результаты — тем лучше.

Он ушел. Я вернулся в палату к Арсению.

Парень смотрел на меня — с надеждой, со страхом, с немым вопросом в глазах. Тем самым вопросом, который задают все пациенты, но не всегда решаются произнести вслух.

— Мы разберёмся, — сказал я, положив руку ему на плечо. — Это я тебе обещаю.

— Я… — он сглотнул. — Я смогу вернуться? В спорт? На соревнования?

Тяжёлый вопрос. Честный ответ — «не знаю». Я не знал, насколько серьёзно поражение. Не знал, задело ли сердце. Не знал, будут ли последствия.

Но иногда честность — не лучшая политика.

— Сначала нужно понять, что с тобой, — сказал я. — Поставить диагноз, начать лечение. А потом уже будем думать о возвращении. Но ты молодой, сильный, и твоё тело привыкло к нагрузкам. Это хорошие исходные данные.

— Правда?

— Правда. Гимнасты — они как кошки. Падают и поднимаются. Много раз.

Он попытался улыбнуться. Получилось криво — лицо всё ещё подёргивалось — но это была улыбка.

— Отдыхай, — сказал я. — Диазепам будет действовать несколько часов. Постарайся поспать, если