Лекарь Империи 11 - Александр Лиманский

— И Серебряный его снял?

— Снял. Ещё три недели назад. Сказал, что всё чисто, никаких препятствий для пробуждения нет. Но она всё равно не просыпалась.

Фырк задумчиво почесал за ухом.

— А теперь проснулась, но без памяти… Двуногий, мне это очень не нравится. Получается что? Сначала её сбивает машина — и водитель удирает. Потом она впадает в кому — и оказывается, что на ней ментальный блок. Блок снимают — а она всё равно не просыпается. А когда наконец просыпается — память стёрта начисто.

— Слишком много совпадений, — согласился я.

— Это не совпадения, двуногий. Это план. Кто-то очень не хотел, чтобы она что-то рассказала. Сначала попытался убить — не получилось. Потом вырубил магией — Серебряный снял блок. И тогда, на всякий случай, стёр память. Чтобы уж наверняка.

— Именно так я и думаю.

— И что ты собираешься делать?

Хороший вопрос. Что я собираюсь делать?

Расследовать? Копаться в жизни девушки, которая работала обычной медсестрой и, казалось бы, не могла знать ничего опасного? Искать водителя, который её сбил? Выяснять, кто наложил на неё ментальный блок и зачем?

Или оставить это в покое? Сосредоточиться на том, что умею — лечить людей, а не расследовать преступления? Передать всё Инквизиции и забыть?

Но Яна — наша. Медсестра из нашей больницы. Коллега. Может, мы и не были близко знакомы, но она — часть этого места, часть этой семьи. И кто-то пытался её убить. А когда не вышло — стёр ей память.

Это нельзя просто так оставить.

— Не знаю пока, — признался я. — Нужно больше информации. Нужно понять, что происходило в её жизни до аварии. С кем она общалась, что делала, куда ходила. Может, она что-то видела. Может, что-то слышала. Может, случайно оказалась не в том месте не в то время.

— Если мне не изменяет память, её сбили сразу после того как ее пыталась убить Борисова, — проговорил Фырк.

И он был прав. Тогда я посчитал это простым совпадением. Да и круговерть событий поднялась такая, что важнее было спасать жизни пациентов, а не думать о причинах ненависти Борисовой к медицинскому персоналу. Зная её, там причина могла быть практически любой.

Но не настолько любой, чтобы убивать человека.

— Задумался, двуногий, — усмехнулся Фырк. — Что-то мне подсказывает, что все это связано.

— Согласен с тобой. Яна что-то знала, иначе причин стирать память нет.

— Нам придется заняться этим, — зловеще проговорил Фырк, потирая лапки.

— Деваться некуда, — я пожал плечами. — Нужно спасать человека. Вероника с её заклятием, пропавший дух Областной больницы, теперь вот это. Одной проблемой больше, одной меньше — какая разница?

Фырк открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент дверь ординаторской распахнулась.

На пороге стоял Славик Муравьёв.

Выглядел он так, словно его пропустили через стиральную машину на максимальных оборотах. Халат мятый, волосы торчат во все стороны, под глазами — тёмные круги. Типичный вид ординатора после тяжёлого дежурства. А оно похоже у него с ночи еще не закончилось.

Но было кое-что ещё. Что-то в его глазах. Растерянность. Страх. То особое выражение, которое появляется у молодых лекарей, когда они сталкиваются с чем-то, что не могут объяснить.

— Илья! — он буквально ввалился в комнату, едва не споткнувшись о порог. — Слава богу, ты ещё здесь! Я тебя по всей больнице ищу, сначала в реанимацию побежал, там сказали — ушёл, потом в приёмный, там говорят — был, но уже нет, потом сюда, и тут тебя тоже не было, я уже решил…

— Славик, — я поднял руку, останавливая поток слов. — Стоп. Вдохни. Выдохни. И скажи нормально, что случилось. По порядку. Спокойно.

Он вдохнул. Выдохнул. Провёл рукой по лицу, как будто пытаясь собрать разбежавшиеся мысли.

— У меня пациент, — начал он, уже спокойнее. — Привезли часа три назад. Молодой парень, двадцать два года, гимнаст. Профессиональный, из сборной области. Его привезли прямо с городских соревнований — потерял сознание сразу после выступления, упал с брусьев.

— Травма головы?

— Нет, в том-то и дело. Упал удачно, если можно так сказать. Никаких ушибов, никаких переломов. Сначала думали — переутомление, обезвоживание, стресс. Сам понимаешь, соревнования, нагрузки, нервы. Дали воды, понаблюдали, он пришёл в себя, вроде всё нормально.

— Но?

— Но потом поднялась температура. Тридцать восемь и пять, ни с того ни с сего. Никаких респираторных симптомов — горло чистое, лёгкие чистые, насморка нет, кашля нет. Я взял кровь — лейкоцитоз, СОЭ повышено. Классическая картина воспаления, но где источник — непонятно.

Он замолчал, переводя дыхание.

— Дальше, — сказал я.

— Дальше я стал копать глубже. Расспросил его, узнал, что три недели назад у него болело горло. Не сильно, даже к врачу не пошёл, само прошло за несколько дней. Я на всякий случай назначил анализ на антистрептолизин — и он положительный. Высокий титр.

Я нахмурился.

— Стрептококковая инфекция? Недолеченная ангина?

— Похоже на то, — Славик кивнул. — И вот тут я забеспокоился. Потому что если это постстрептококковый синдром, то через три недели могут начаться аутоиммунные осложнения. Ревматическая лихорадка, гломерулонефрит…

— Хорею Сиденхема, — закончил я за него.

Он посмотрел на меня с удивлением.

— Ты уже догадался?

— Пока только предполагаю. Рассказывай дальше. Что ещё?

— Вот тут начинается самое странное, — Славик понизил голос, как будто боялся, что его услышат. — Он… ведёт себя странно.

— Как именно?

— Это лучше увидеть…

Я встал.

— Ты правильно сделал, что позвал меня. Тогда пойдём, посмотрим.

Мы вышли из ординаторской и быстрым шагом направились по коридору. Славик едва поспевал за мной, продолжая говорить на ходу:

— В последний час стало хуже. Намного хуже. Он сам напуган — говорит, что не может контролировать свои руки, что они двигаются сами по себе. Илья, я честно — не знаю, что это. У меня нет опыта с такими случаями. Может, у меня просто знаний не хватает, может, я чего-то не вижу. Но мне страшно. Он молодой, здоровый парень, а я смотрю на него и понимаю — что-то очень, очень не так.

— Сейчас разберемся.

— Есть предположения, что это? — в голосе Славика была надежда. Надежда молодого лекаря, который верит, что более опытный коллега сейчас всё объяснит и всё исправит.

— Понятия не имею, — честно признался я. — Ты же не говоришь, как странно он себя ведет, Слав. Так что пока не увижу своими глазами — не могу даже гадать. Ты же знаешь, как это бывает: услышишь описание — одно, увидишь вживую — совсем другое.

— Я перебрал всё, что знаю. Тремор —