Вождь - Алекс Хай
— Этого достаточно, — ответил я. — Остальное — моя работа.
И мы пошли.
Старое крыло дышало холодом, как пустой храм. Мы быстро свернули в узкие коридоры для слуг. Циллия шла уже гораздо уверенее, словно поймала ритм шагов. Ноктиум делал свою работу.
Старый сад встретил нас запахом мокрой коры и тины. Циллия подняла голову и жадно вдохнула ночной воздух.
Я снова проверил ментальные нити. Лоб ныл, словно по нему били молотком, по шее стекал пот, а в носу невыносимо щекотало — верный признак того, что скоро хлынет кровь. Я совершил почти невозможное, но был на пределе.
— Слушай, Гиллий, — сказал я, и мой голос пролился через него в строевых каналах, — слушай меня и запоминай.
Его зрачки едва дрогнули. Я аккуратно залез в голову каждого из них и подчистил воспоминания. Теперь они забыли, что видели меня, что провели меня к Циллии… Они забыли даже то, что им дали приказ взять Циллию под стражу.
— Ты и твой отряд получили от Доминуса приказ: немедленно выехать в южный форт Дигор, прибыть без остановок, встать на гарнизон и оставаться там один лунный цикл. Отправляйтесь немедленно, — шепнул я, крепко удерживая ментальные нити.
— Подтверждаю, — сказал Гиллий моим тоном.
В строю ответили сразу несколько голосов — глухо, слаженно:
— Подтверждаем.
— Хорошо, — я вдохнул глубже, собираясь резать. — Пошли вон отсюда.
Циллия заворожённо наблюдала, как ее брат и его рыцари синхронно отвернулись от нас. Звякнули ремни, скрипнули латы. Они зашагали к главной аллее, не оглядываясь. Через несколько шагов их силуэты растворились тени, и сад снова стал тихим.
— Что… это было? — Шепнула Циллия.
— Инструктаж, — ответил я. — И санитарная обработка памяти.
— Ты… стер им память⁈
— Кое-что, — поправил я.
— Это же незаконно.
— Начнём с того, что это считается невозможным, — ухмыльнулся я. — Вопрос законности меня сейчас не особенно волнует.
Она молчала долго — ровно столько, чтобы я успел заметить, как на чаше фонтана белеет след от старой воды. Потом кивнула: коротко, взрослым движением.
— Ром, — тихо сказала Циллия, — спасибо.
— Рано для благодарностей, — отрезал я. — Оставь их на утро, если оно наступит. Идём, принцесса.
Я провёл девушку вдоль изгороди, стараясь не касаться стены. Здесь каждый камень был опутан сигнальной сетью. Почти каждый… на моем браслете мигал огонёк артефакта Салине. Магистр расщедрилась и сделала миниатюрный локатор, обнаруживающий брешь в контуре.
— Вооот здесь…
Я взглянул на участок стены. Здесь контур когда-то чинили наспех — на стыке плит оставалась тонкая световая нитка, мерцающая с задержкой.
— Сюда, — сказал я и коснулся пальцами шва. Линия ответила слабым покалыванием, как кошка — хвостом.
Из внутреннего кармана я достал ещё один подарок Салине — складной подавитель и тонкую «шпильку» с ноктиумной жилой. Первый щёлкнул в ладони, складываясь в трёхлепестковую звезду; второй светился так, что от блеска ломило глаз. Сначала — звезда: приложил её к стыку и провернул на пол-оборота. Воздух коротко треснул, световая нить дрогнула и стала бледной. Потом — шпилька: аккуратно, не перерезая, а перенаправляя, я вошёл ею в узел и увёл этот участок на соседний контур.
Мерцание защиты погасло.
— Что это? — шепнула Циллия, всматриваясь.
— Наш пропуск на выход.
Я положил ладонь на камень — холодный, старый, честный — и прислушался. Тишина ночи наконец стала настоящей: без артефактного писка, без щекотки на коже. Хорошо.
Система просигнализирует о том, что часть контура обесточена, но пока сюда дойдут техники, нас уже здесь не будет.
— Лезем, — сказал я. — Сначала ты.
— В этих… — она подтянула плащ, показала босую ступню. — Без шансов.
— Шансы — моя профессия, — отозвался я и подсадил её под бёдра.
Камень был шершавый, местами зацвёл мхом. Циллия вцепилась в кладку, как кошка, нащупала выступы, вытянулась; плащ зацепился за колючку и с шорохом порвался — она едва не сорвалась от неожиданности. Я подхватил девушку за икры и поднял выше, чтобы она схватилась за выступ. Плечи у неё дрожали, дыхание сбилось — но в пальцах была злость, правильная, рабочая. Она вскарабкалась на вершину стены и замерла.
— Я… — она повернула голову, глаза в полосу лунного света, — я боюсь высоты…
— Своевременное заявление. Значит, будешь осторожной. Ещё чуть-чуть. На счёт «три» — перекидывай ногу.
— Раз. Два. Три.
Она перекинула ногу и уселась верхом на стене, вцепившись в камень обеими руками.
— Держись, — сказал я. — Сейчас я.
Я сбросил большую часть доспехов, чтобы не звенеть при каждом движении. Разбега не требовалась — хватило трёх быстрых шагов. Я ухватился за шов, подтянулся, нашёл коленом старую трещину. Камень скрипнул, но выдержал. Вторая рука — выше, рывок — и я уже рядом, вытягивался к кромке.
В этот момент плащ Циллии за что-то зацепился — она дёрнула всем телом и повисла, теряя центр тяжести. Нога пошла в пустоту, пальцы соскользнули с края, в горле у неё сорвался короткий звук, как у птицы, попавшей в стекло.
— Не смотри вниз! — зашипел я и одной рукой вцепился ей в пояс.
Вес сорвал мне плечо, ладонь уехала по камню, кожа на пальцах заскрипела. Внизу, в саду, на мгновение стало слишком тихо. Но, кажется, пронесло.
— Ром… — она выдохнула, и в этом звуке было всё. — Я не смогу…
— Сможешь.
Я спрыгнул первым — Тень помогла приземлиться мягче. Правда, одна нога съехала с края рва, и я едва не провалился в стоячую воду.
Я поднял руки:
— Прыгай. Поймаю.
— Я…
— Давай!
Она на мгновение прикрыла глаза, потом разжала пальцы и слетела вниз. Я поймал её под колени и спину, шагнул назад, гася инерцию. Мы оба присели, упираясь пятками в землю, и повисли на собственном дыхании. Тень распласталась над нами, на всякий случай укрывая от лишних глаз.
— Ну как? — Тихо спросил я.
— Я в порядке, — она озиралась по сторонам. — Не могу поверить, что получилось…
Мы стояли в тени кустов, и ночь вновь пахла травой, сырой землёй и стоячей водой из рва.
— Что теперь? — спросила Циллия. Голос был уже почти ровный.
— Теперь — прогулка по подземелью. Ты же вроде любишь древности?
