Мир сошел с ума (СИ) - Greko

— Что такого вы прочли в моем вопросе?

Француз на глазах превращался в чудовище. Выпятил подбородок, часто задышал, ухватился за первую пуговицу своего мундира.

Не понял. Что за выкрутасы?

— Отчего, месье американец, такой интерес к большевистскому отродью? Этот русский… Он не вылезает из карцера.

— Полегче, приятель, на поворотах!

Недооценил с кем имею дело. Капитан тут же взбеленился.

— Вы рехнулись? Стража! Немедленно сюда!

Ути-пути, какие мы грозные!

В комнату влетели два бугая, но замерли, когда наткнулись на Осин дробовик. У меня был заготовлен еще один сюрприз. Комендант, судя по его равнодушному взгляду, нуждался в дополнительной порции внушения.

Он возмечтал, что я буду страх как напуган его возможностями? Его всевластием в этом богом проклятой дыре? Ну-ну, у меня есть, чем поставить тебя на место.

На свет божий появилась граната. Тот самый «милсбомбз», от которого писали кипятком боши на фронте. Предохранительное кольцо-чека мелькнуло пред лицами считавшими себя пупами Земли, и исчезало в моем кармане. У «пупов» тут же возникла гримаса, как у человека, решившего, что стены его дома опоганены. И дар речи испарился. У коменданта подкосились ноги, и он рухнул в свое кресло.

— Вы не посмеете!

— Хотите проверить? Мне разжать пальцы?

Он отрицательно покачал головой, не сводя глаз с гранаты в моей руке.

— Внимание! — я пощелкал пальцем у его носа. — Повторяю вводные данные: доктор Плехов. Немедленно доставить сюда.

Комендант пролаял по-французски приказ. Охранник бочком выскользнул из комнаты. Ему на смену в комнату протиснулся офицер, представившийся заместителем коменданта.

— Располагайтесь, — любезно предложил я, вызвав у него приступ столбняка.

Привели доктора. Антонин Сергеевич, грязный, в лохмотьях, с трудом напоминавших военную форму, обросший колючей бородой, — с ней он был похож на деревенского знахаря, а не на врача, — с воспаленными глазами, выглядел краше в гроб кладут. Карцер никому не идет на пользу, но тут особый случай, пятизвездочный антикурорт. Повезло еще, что не наступил пик жары. Тем не менее бодрости духа доктор не утратил. С небольшой задержкой, но узнал нас. Сгорая от любопытства, он все же не осмелился задавать вопросов без разрешения коменданта.

Я подмигнул ему и грозно уставился на офицера.

— Похищение человека, состоящего на службе иностранного государства. За такое по законам военного времени полагается расстрел.

— Идите к черту!

Ося не выдержал и, переложив в левую руку дробовик, подскочил к коменданту, влепил ему леща, сбросив со стула.

Для всех, кто находился в комнате, стало понятно, что ситуация набирает нехороший оборот.

Плехов сообразил, что можно никого не бояться.

— Вася! Надо наших вытаскивать отсюда. Двоих уже похоронили.

Он нисколько не удивился нашему с Осей появлению, будто мы расстались вчера, а не 12 лет назад. А может, и удивился, только вида не подал. Куда больше его волновали наши соотечественники.

Я грозно взглянул на коменданта.

— Предъявите мне хоть одну бумажку, подтверждающую ваше право на содержание доктора под стражей, да еще в карцере.

Коменданту на все было наплевать, кроме причиненного унижения, кроме собственной беспомощности. Он снова взгромоздился на стул и гневно пыхтел, сверля взглядом гранату. А вот его заму стало понятно, что грядут серьезные неприятности. Шито-крыто уже не выйдет.

— Никто не задерживает месье Плехова. Он волен покинуть лагерь, — офицер подтвердил мое предположение о незаконности заключения доктора в лагерь.

— Неплохая попытка, но не прокатит. Рот вы нам не заткнете.

Офицер пожал плечами:

— Дальше этой дыры не сошлют.

Я кивнул на замершего коменданта.

— Его не осудят?

— Сомневаюсь, — ответил зам. — Никто не станет выносить мусор из дверей. Тем более мы выполняли личную просьбу генерала Нивеля.

— И бумажка есть?

— А то как же!

— Не сочтите за труд, покажите!

Офицер, снисходительно улыбаясь, покопался на столе коменданта и с торжествующим видом предъявил мне документ.

Я выхватил его из пальцев ротозея и спрятал в карман.

— Мировой общественности будет крайне интересно ознакомится с делами, которые здесь творятся.

— Убирайтесь! — зашипел как змея комендант.

Раздираемый злостью и презрением, решил немного пошутить. Повертев гранату перед его лицом, ткнул пальцем в отверстие для чеки.

— Вот же дьявольщина! Иголку уронил! Не подержите, пока буду искать на полу?

Я протянул гранату с невинным лицом и сделал вид, что готов разжать пальцы.

Комендант побледнел сильнее прежнего, его лицо покрылось потом, дрожащие руки, которые я приказал держать на виду, заходили ходуном. Не ожидал, что он такой трус. Взгляд, которым он меня наградил, нормальным не назовешь — не испуганный, не яростный, а пустой, немигающий. Весь его вид говорили за то, что он боялся, но только не глаза. «Конченный псих», — сделал я вывод. Дальнейшее поведение офицера военной полиции полностью подтвердило мой скоропалительный диагноз. Он вдруг выскочил из-за стола и забился в угол, съежившись там подобно ребенку и издавая нечленораздельные звуки.

— Что с ним? — спросил я зама коменданта, вставляя чеку на место.

— Приступ, — пожал он плечами. — С ним бывает в минуту сильного потрясения. Надо его скрутить, чтоб не причинил себе вреда.

— И часто с ним такое?

— В последнее время частенько.

— Ему же в больницу нужно.

— Это поставит крест на его карьере.

Решение пришло мгновенно.

— Мы забираем его с собой и отвезем в Оран.

Заму было плевать. Хотите возиться — дело ваше. Но следующая мой фраза пробила его бастионы равнодушия.

— Я также забираю всех русских.

Офицер покосился на гранату, на своего начальника, продолжавшего подвывать в углу, на дробовик в руках Оси. Не найдя аргументов для возражения, он открыл было рот, чтобы попенять на судьбу или пригрозить мне судебными последствиями, но тут же его захлопнул. Стопка долларов в моей свободной от «лимонки» руке стала той соломинкой, что способна сломать спину верблюду. Или убедить в моем праве делать, что захочу. В безоговорочном праве. Безусловном.

— От вас, мой милый друг, потребуется ничтожно малая жертва, а в награду прилетят ну очень большие деньги, — для убедительности я потряс в воздухе пачкой серо-зеленых купюр. — Итак, в случае необходимости вы засвидетельствуете, что комендант забрал русских и отбыл с ними в направлении Сайды. И все. Что с ним дальше произошло, вам неизвестно. Приступ помешательства — на него все спишут.

Он тут же клятвенно пообещал держаться этой версии: сразу сообразил, что все стрелки так или иначе сойдутся на коменданте, а с сумасшедшего какой спрос? По его приказу, охранники побежали сгонять русских к нашим грузовикам. Через минут двадцать мы выехали из лагеря. В кузове машины, которой я правил, валялся комендант, придавленный рваными солдатскими ботинками.

На полпути между Крейдером и Сайдой остановил грузовик и обратился к бывшим заключенным:

— Ребята, выбросите эту дрянь!

— Так нельзя! — запротестовал Плехов. — Он болен. Его нужно доставить в госпиталь.

— Сергеич! — отозвался один из солдат. — Добрая твоя душа. Не волнуйся, на себя грех возьмем.

С этими словами ожидающие на глазах русские мужики, все еще не верящие до конца в свое спасение, вышвырнули из кузова мычащего коменданта. Вокруг на расстоянии не менее пятидесяти километров расстилалась ровная на доска безводная пустыня. Шансы на то, что сумасшедший выживет, были крайне малы.

Я придавил педаль газа. Грузовик набирал ход. Плехов не отрываясь смотрел назад.

— Антонин Сергеевич! — дернул его за рукав. — Забудь ты про мерзавца. Это же маньяк. В ад ему дорога.

— Мы и были, Вася, в аду, — вздохнул смиряясь Плехов.

— Вас-то как угораздило?

— Генерал Нивель подделал результаты инспекции. Написал, что с русскими обращаются хорошо. Как же, хорошо… — с едкой усмешкой сказал доктор. — Без всяких на то оснований наших мужиков превратили, по сути, в отверженных военнопленных. Гоняли на тяжелейшие работы, спать заставляли на голом асфальте — нарочно разобрали нары в лагере, куда свозили большую часть сосланных. Потом их раскидывали на мелкие группы, «трудовые роты», и держали под вооруженной охраной. Били, издевались, лишали еды и воды, медицинского обслуживания. Все делали для того, чтобы унизить, растоптать, утратить веру в спасение. Чтобы отказались от родины и записались в легион. Я протестовал. Меня похитили прямо из медпункта и отвезли в Крейдер. Комендант пытался меня сломать, добиваясь отказа от протеста. Публичного. Ты вовремя появился. Еще бы немного, и мог сдаться…