Изъ Москвы с любовью (том 2) - Сергей Анатольевич Кусков
— Расскажи подробнее о них, о попаданцах? Что за жанры? Какие приёмы?
— … И ты, получается, один из них?
— Нет. Я не просто попал непонятно куда. Я встретил Сашу, и он сам попросил заменить его. А попаданца направляют в чужое тело как правильно или без спросу, или насильно.
— Заменить? Саша? — снова не поняла она.
— Да.
— Ты говоришь, что встретил его?
— Не его самого. Образ. Дух. Информационный след. Я не знаю, что это было — там нет тел, нет материи, нет ничего. Только образы.
— И ты встретил его образ там, за гранью?
— Да. И он…
— … То есть, Саша ушёл, а ты пришёл. Значит ты всё же не Саша?
— Нет, не так. Саша ушёл. Я пришёл. Но пришёл не весь я. Только часть. Я ничего о себе не помню, помню только какой-то багаж знаний, без системы личностного определения. Как будто взял в аэропорту чужой чемодан. И вселился в номер без вещей и мебели, и обживаюсь в нём только благодаря чужим вещам из чужого чемодана. Вот только чемодан чужой, но я-то здесь! И номер здесь. Он был пуст, но теперь в нём разложены вещи. И это мои вещи.
— Ты хочешь сказать, что ты — иная личность? Третья? Созданная из двух оригинальных? — поняла, наконец, Арина.
— Я думал над этим. Много. Особенно в поезде, пока ехали в Нижний. Я помню про Манчжурию. Про некоторых бояр, где кто живёт и прошлое нашего мира. Нашего, а не чужака. А сейчас вспомнил Машу с бантами и маму с маленькой Ксюшей. Но…
— Но? — помогала Арина сбившемуся пацану.
— Арина, душа это не абстрактный дух. Если б это было так, мы бы фиксировали её приборами. Может быть нет никакой души? У меня мозг почти умер, гипоксия. Во время гипоксии чего только ни привидится. Может быть наша встреча, условного Альтер-эго и условного Саши, это плод больного воображения лишённого кислорода мозга? Саша никуда не уходил, он здесь — куда ему деться из своей головы?
— Как же тогда ты, как Альтер-эго попал в эту голову?
— Может быть душа это информационное поле? Информация? Как запись из нулей и единичек, как дырочки на перфокарте? Как записывают звук на магнитной ленте, или как выгравировывают звуковые дорожки на грампластинке? Моя информация «залегла» в дальний угол черепной коробки — последствие травмы. А сверху записалась информация от какого-то типа из совершенно чуждого и непонятного мира. Две плёнки, две пластинки наложились друг на друга. Я един, но может я просто состою из двух граммпластинок?
— Ты серьёзно думал над этим? — А что, несмотря на безумие, теория как минимум интересная для обмозговывания.
— Да. Потому, что в мире Альтер-эго проводили серьёзные исследования. Свет в конце тоннеля после клинической смерти видят многие, почти все. И это следствие гипоксии и ничего более. И наш разговор с как бы Сашей всего лишь плод больного мозга.
— Я правильно понимаю, ни доказать это, ни опровергнуть, нет возможности?
— Если бы была — я бы не стремился к тебе и не просился под гипноз сам. Я хочу понять, что это и кто во мне. И чего ждать от будущего.
Арина какое-то время сидела и молчала. Наконец, приняла решение:
— Кажется, для первого занятия достаточно. Нам нужно пересмотреть видео записи этой беседы и после обмозговать услышанное и увиденное. Ты не против?
— Нет. Поспешай медленно.
— Именно! Снова в точку. Но напоследок у меня в списке остался один вопрос. Не самый важный, я не структурировала мелочи. Скажи, что означает «гвардии рядовой»? Ты обронил при маме и сёстрах это словосочетание.
— Да, помню. Мы с Машей пришли с пробежки, она назвала меня похожим словом. Так называют себя десантники, бойцы ВДВ.
— «Войска дяди Васи», в которых служил и твой Альтер-эго?
— Да. Они штурмовики, лёгкая мобильная пехота и ставят себя выше армейской массы. Вот и придумали добавлять к званию «гвардии», хотя гвардии более ста лет нет. Я был гвардии ефрейтором
— Отличия этих званий от обычных есть?
— Нет. Это просто хохма для внутреннего потребления. Они равны остальным системам званий, просто звучит красиво. Понты, знаешь такое слово?
Арина кивнула, хотя мальчишка с закрытыми газами не мог этого видеть.
— Хорошо, думаю, на сегодня хватит. Скажу честно, я опытный врач, но с подобным не сталкивалась. У меня сейчас нет решений.
— Понимаю, — произнёс голос парня, и ей почудилось в нём ирония.
— Сейчас я досчитаю до десяти. И ты заснёшь. Обычным спокойным сном. И проспишь полчаса. Потом очнёшься, и мы будем смотреть запись и обсуждать её. Ты согласен?
— Да.
— Чтобы ты верил мне, в записи нашего разговора встроен таймер. Ты увидишь по нему, если какую-то часть кто-то удалил. То есть я покажу всю нашу беседу от и до. Без обмана.
— Договорились. — Если б он мог, растянул бы губы в ехидной усмешке, слава богу не может. Не прямо сейчас.
— Хорошо. Десять… Девять…
Парень отключился, Арина встала и тумблером выключила запись. Поёжилась, но, взяв блокнот, вышла из помещения. И прошла в следующее по коридору, соседнее. В котором её ждала женщина с волевым лицом, собранная и готовая рвать и метать… Но в данный момент будто зажатая бетонными плитами, придавившими её к земле. Арина прошла перед опасной женщиной и села в почти такое же кресло, как в своём кабинете. Мозаичный телевизор на стене показывал рябь — камеры ведь отключены, картинки нет.
— Я не могу дать оценку, — покачала она головой. — Надо пересмотреть всё и взвесить.
— Понимаю, — кивнула царица, а это была она.
— Единственное, что могу сказать точно, и вряд ли прогноз изменю — он не опасен. Совершенно. Он загнанный волчонок, который храбрится, чтобы не показать страх. Прячет его за глупые безбашенные поступки. Все его выходки — это попытка защититься.
— От кровожадной меня? — Царица грустно усмехнулась.
— Да. — Арина привыкла резать по живому, и щадить царицу не собиралась, несмотря на её статус.
— Я ни разу не показала, что угрожаю. Что не то, что могу, но что хочу навредить ему! Я… Ведь всегда была с ним ласкова, старалась быть приветлива. Как он так?
— При этом мои слуги приготовили с утра законсервированную палату для его вселения. Так,
