Рубеж - Валерий Александрович Андрианов
Отбой…
Вот припустил моросью мелкий дождь, и противная водяная взвесь стала падать на шлем и лицо, собираясь в капли и стекая вниз к подбородку. Открыв глаза в очередной раз, я сначала не понял, почему губы и подбородок мокрые. Да ещё и приколист выдал перл, что это я во сне так слюни пускал, но разобравшись в ситуации, я обматерил и погоду, и шутника, накинул плащ с капюшоном, и снова придавил на массу, ну, насколько это возможно сделать в сидячем положении. Это конечно, не полноценный сон, но я и такому рад. Кто знает, когда в следующий раз удастся нормально выспаться? Так что закрываю глаза…
Увы, но поспать мне больше не дали. Впереди, по ощущениям метрах в пятидесяти, недовольно закаркала ворона и спугнула мой сон.
Вот, зараза пернатая. И чего ты разоралась, спрашивается?
Пытаюсь снова уснуть, но куда там — бесполезно. Недовольство в криках птицы по мере приближения к ней нашей телеги перерастает просто в какие-то вопли возмущения, словно это не птица в лесу, а торговка на базарной площади. Плюнув на сон, открываю глаза и принимаюсь наблюдать за птичьим концертом.
А тем временем ворона вошла в азарт. Сначала она просто скачет туда-сюда по ветке, каркая во всю ширину клюва, но стоит только телеге подъехать на расстояние в двадцать метров, как птица тут же бросается в атаку.
Оттолкнувшись от ветки, не переставая при этом громко материться на птичьем языке, ворона распахивает крылья, и пикирует над телегой.
Догадавшись, что сейчас будет авиаудар, я торопливо вскидываю руку с плащом и … успеваю раньше, чем пернатая сволочь открывает «бомболюк». Попадания градом барабанят в подставленную ткань плаща. Э-э-й, подруга, а ты часом не изменённая будешь? Откуда в простой вороны может быть столько гов… э-э, снарядов?! Не, ну точно изменённая. Вон и возница, судя по выражению лица со мной согласен. Сочувствую. Мужик, похоже, «фартовый» оказался. Его этой «пулемётной очередью» перечеркнуло с головы до ног, даже на спине потёки «удачных попаданий» имеются. М-да! Это не ворона, это какая-то Анька-пулемётчица!
«Стреляли!» — голосом Саида из кинофильма «Белое солнце пустыни» соглашается со мной внутренний голос и тут же добавляет фразу, с которой не поспоришь: «Хорошо, что коровы не летают!».
— Ах, ты курва… — мой попутчик набирает полную грудь воздуха и начинает крыть ворону, одновременно пытаясь удалить из бороды следы бомбардировки.
Глядя на потешный вид попутчика, подпрыгивающего от негодования и грозящего птице кулаком, я не могу сдержаться и начинаю натурально ржать! Правда, мой смех длиться недолго, ровно до того момента, когда я оглядываю свой плащ. Опа!!!
И вот в след вороне летит уже наша совместная с возницей брань.
Ух, ты-ы… А мужик-то в плане крепкого словца — просто маэстро. Я бы так точно не смог — у меня не такой обширный запас матерных слов, поэтому замолкаю и с восхищением внимаю, стараясь запомнить особо красoчные эпитеты. Эк он её, кроет-то!
— … говновоз с крыльями! — наконец выдохнул окончание минутного спича возница, подхватил с земли попавшийся под руку обломок ветки и в сердцах запустил его в давно вернувшуюся на свой насест птицу. Кстати, та, не обращая на нас никакого внимания с самым независимым видом (типа я не при делах!) сидит и чистит клюв о ветку дерева.
Выпущенный снаряд просвистел значительно выше пернатой терроpистки, и она опять подняла возмущенный крик. Возможно, у меня просто разыгралась воoбражение, но в этих «Кар!» мне отчетливо слышится: «Понаехали!» или «Шляются тут всякие, а потом из лесу шишки пропадают!».
Ну, всё!!! Достала!
— Ты на кого батоны крошишь, ты — чудо в перьях? Совсем страх потеряла, ворона-москвичка? — кажется, меня сейчас разорвёт на части от нахлынувшего негодования.
Хватаю амулет и запускаю в наглую пернатую тварь огненный шар. Н-а-а…
В амулете всего пять зарядов, но для хорoшего дела мне не жалко. Реально достала!
О-па! А вот это называется довыпендривалась!
— Ка…, — на середине очередного ругательства возмутительнице спокойствия прилетает мой гостинец, — … — р-р!
Вот это называется из пушки по воробьям!
Орущий комок перьев, мгновенно ставший обугленной тушкой от соприкосновения с боевым плетением, сносит с ветки. В лес возвращается благословенная тишина, нарушаемая лишь тихим скрипом телеги, да легким шелестом усилившегося дождя.
Чувствую, как губы сами расползаются в улыбке от уха до уха. О. Довольный возница также давит лыбу во всё лицо.
О недавнем сражении напоминают лишь тлеющие налету перья глупой птицы, что медленно вальсируют навстречу земле, укрытой ковром из мoкрой листвы. Картина маслом — вальс бостон, блин!
«М-да, геройски погибла. Можно сказать, что оставила свой след в истории!» — скидываю с плеч на мешки пострадавший плащ и брезгливо морщась, начинаю счищать те самые геройские следы пернатого художника-авангардиста. Вариант поручика Ржевского — засохнет, самo отвалится — мной не рассматривается, а потому вперёд и с песней. Как говорилось в одной рекламе: «Тетя Ася приехала!». Встречают ведь, как известно по одёжке, а провожают по уму. А как говаривал один персонаж из «Уральских пельменей»: «С такой одежкой, боюсь, что не дойдёт, до ума-то!».
* * *
И снова дорога, дорога, дорога, качествo которой за последний час упало ниже плинтуса.
Накатанная тележными колесами в жирной от влаги земле колея причудливо извивается меж деревьев, изображая из себя пьяную синусоиду. То она кидает петли влево, то вправо — вдоль траектории нашего путешествия. То ныряет в распадок, так, что тележные колёса до середины уходят в стылую воду луж, разбрасывая небольшие приливные волны по сторoнам. То медленно карабкаться на продуваемый осенними ветрами холм, лишенный какой-либо растительности. В общем, это не дорога — это танковый полигон какой-то!
Одно радует — нашей кобылке всё нипочем. Ни дождь, ни грязь — этому местному варианту Феррари ни помеха.
Под бодрое чавканье копыт по этой грязи и совсем не мелодичное мурлыкание отмывшегося в ручье, и хорошенько принявшего на грудь из оплетенной соломы бутыли, а потому заметно повеселевшего возницы, я разглядываю унылый осенний пейзаж, и страдальчески морщусь от режущего ухо местного варианта песни «Ой мороз, мороз!» в исполнении данного аборигена. Сказать, что у моего попутчика нет слуха — не могу. Это будет, самая грубая лесть, сказанная в моей жизни, поскольку более кошмарного пения, чем ЭТО — я не слышал, мамой клянусь!!! А слышал я многое, уж
