Внедроман 2 - Алексей Небоходов
Время потеряло значение. Существовал только этот момент и эти ощущения. Сено шуршало под телами, пыль кружилась в солнечных лучах, стены сарая одобрительно поскрипывали, будто благословляя происходящее.
Постепенно страсть достигла пика. Стоны слились в единый хор экстаза, тела содрогались в финальных судорогах наслаждения, имена выкрикивались в пространство, растворяясь в пыльном воздухе сеновала.
Потом наступила тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием и редкими смешками. Участники лежали вперемешку на сене, словно солдаты после битвы – усталые, удовлетворённые.
Сергей выключил камеру: его движения были механическими, словно он не мог поверить в то, что снял. Он снял очки, протёр их, надел обратно и негромко произнёс:
– Ну, если это не шедевр, то я лично сниму продолжение.
Михаил лежал рядом с Ольгой; её голова покоилась на его плече. Он устало рассмеялся:
– Кажется, Серёга, продолжение мы только что отсняли.
Он окинул взглядом своих актёров – растрёпанных, но умиротворённых. В этот момент они были не просто участниками подпольных съёмок, а частью чего-то большего – акта творчества и свободы в мире, где и то, и другое в дефиците.
Снаружи начал накрапывать дождь, барабаня по ветхой крыше. Но внутри было тепло – от тел, от сена, от той странной близости, возникающей между людьми в моменты абсолютной откровенности.
– Надо бы это проявить, – наконец сказал Сергей, похлопав камеру. – И смонтировать. Будет что показать ценителям искусства.
– Искусства, – повторила Маша, лежавшая между двумя комбайнёрами. – Мы ведь снимали высокое искусство, правда?
Все рассмеялись. Конечно, искусство. Самое высокое и древнее из искусств – искусство любви и человеческой близости, запечатлённое на плёнку в старом колхозном сарае под аккомпанемент песен из восьмидесятых и дробных звуков летнего дождя.
Пар висел в воздухе бани густыми клубами, превращая фигуры в призрачные силуэты, скользящие в молочной дымке. Берёзовые веники источали терпкий аромат, смешанный с запахом разогретого дерева и влажных простыней. Михаил лежал на верхней полке, чувствуя, как жар растворяет напряжение последних дней.
Когда Ольга поднялась по ступенькам с грацией кошки, простыня была обёрнута вокруг её тела небрежным узлом. Капельки пота блестели на её плечах, словно россыпь жемчуга. Она устроилась рядом, подтянув колени к груди.
– Миша, – начала она тем особым тоном, всегда предвещавшим необычную просьбу, – ты ведь современный человек?
Михаил приоткрыл один глаз, наблюдая за ней сквозь пар.
– Смотря что ты подразумеваешь под современностью, – осторожно ответил он.
Ольга рассмеялась, и её смех эхом отразился от деревянных стен.
– Понимаешь… Сергей предложил и мне снять особенную сцену. С двумя комбайнёрами.
Михаил почувствовал, как напряжение вернулось, несмотря на расслабляющий жар:
– И?
Ольга провела пальцем по его руке, оставляя влажный след:
– Я подумала, это было бы интересно. Новые ощущения, понимаешь? Два сильных мужчины, золотая пшеница в волосах… Очень поэтично.
Михаил сел прямее, изучая её лицо сквозь пелену пара:
– Ты спрашиваешь моего разрешения?
– Не разрешения, – поправила она. – Скорее… не будешь ли ты ревновать? Это просто работа. Ну, почти работа. Ладно, это удовольствие, замаскированное под работу.
Её откровенность была обезоруживающей. Михаил обдумал ответ, наблюдая, как капля пота медленно скользит по её ключице:
– А что конкретно планируется?
Ольга наклонилась ближе, её дыхание обожгло его ухо:
– Классическая композиция. Я на четвереньках, один спереди, другой сзади. Машка будет работать веником для атмосферы, а Дашка… она хочет участвовать по-своему.
– Целовать твою грудь? – предположил Михаил.
– Ты проницателен, – улыбнулась Ольга. – Так что? Не превратишься в ревнивого медведя?
Михаил взял берёзовый веник и задумчиво провёл им по воздуху:
– Знаешь, в моём состоянии я научился ценить искренность выше собственничества.
– Это да или нет? – Ольга нетерпеливо покачала ногой.
– Да, – кивнул он. – Но с условием – я буду оператором.
Дверь бани распахнулась, впуская клуб холодного воздуха. Два широкоплечих парня вошли, их загорелые тела контрастировали с белыми полотенцами. За ними проскользнули Машка с охапкой веников и Дашка с хитрой улыбкой.
– Готовы к творческому эксперименту? – весело спросила Машка, взмахнув веником, словно дирижёрской палочкой.
Пространство бани преобразилось. Пар сгустился, создавая интимную атмосферу. Ольга сбросила простыню с естественностью полного принятия своего тела. Комбайнёры переглянулись, их уверенность слегка пошатнулась от её спокойствия.
– Без лишних церемоний, – предложила Ольга, опускаясь на тёплые доски. – Просто плывите по течению.
Первый комбайнёр, мощный и статный, словно вылепленный из земли, шагнул вперёд. Его русые волосы блестели золотом в тёплом свете, глаза горели яркими звёздами. Он был воплощением грубой силы и простой мужской привлекательности. Каждое его уверенное движение было гармоничным, мышцы играли под кожей аккордами неиссякаемой энергии.
Ольга встретила его взгляд без колебаний, словно момент был давно предопределён. Она потянулась к нему, губы её раскрылись, будто цветок под солнцем, принимая его с чувственной решимостью. Почти мгновенно комбайнёр ответил тихим стоном удовольствия, погружаясь в её тепло.
Сзади приблизился второй комбайнёр – стройный, с движениями опытного танцора. Его тело отбрасывало длинную тень на влажные доски, и он без промедления занял позицию. В отличие от товарища, его сила была утончённой, но столь же ощутимой. Он обхватил бёдра Ольги с уверенностью давно известной роли и без задержки присоединился к первому в этом танце удовольствия.
Дашка, словно искусный дирижёр спектакля, проскользнула под Ольгу с грацией пантеры. Её руки легко и естественно скользнули по коже партнёрши, словно давно ждали именно этого места. Дашка оказалась прямо под ней, обеспечивая ощущение поддержки и тепла. Ольга вскрикнула – это был сигнал к новой симфонии ощущений.
Смесь удовольствий ударила по нервам главной героини сцены, вызывая вибрации почти музыкального характера. Она почувствовала себя центром стремительно раскрывающегося мира наслаждения. Каждое движение мужчин и прикосновение Дашки вызывало мгновенные реакции, подобные электрическим импульсам, проникающим в саму её сущность.
Машка принялась за работу веником, задавая ритм взмахами и поднимая волны горячего воздуха. Капли воды с берёзовых листьев падали благословенным дождём.
Ольга закрыла глаза, отдаваясь ощущениям. Жар бани смешался с жаром тел, создавая головокружительный коктейль чувств. Губы Дашки были нежны, как лепестки, контрастируя с грубой силой мужских прикосновений.
– О-о-ох! – вырвалось у неё, когда особенно удачный взмах веника совпал с глубоким движением.
Пар кружился вокруг сплетённых тел, превращая сцену в импрессионистскую картину. Михаил, державший камеру, почувствовал, что профессиональная отстранённость борется с первобытным возбуждением.
Ольга выгнулась дугой, а её крик удовольствия эхом разнёсся по бане. Это был не просто звук физического наслаждения – в нём слышалось торжество свободы и радость открытия новых граней себя.
Комбайнёры, сначала скованные необычностью ситуации, расслабились, найдя общий ритм. Их движения синхронизировались с
