Моя Анимежизнь 11: Возрождение - Павел Смолин
На этом коммуникацию пришлось закончить — пора строиться в колонну рядом со своими и идти внутрь. Учебные аудитории во всем мире одинаковы, но здесь, из-за важности мероприятия, их оснастили камерами видеонаблюдения, а «аналоговым» способом процесс контролирует аж полтора десятка преподавателей. Задания — того же уровня, что и в прошлом году, но скомпилированы иначе. Привычно замедляем руку и на следующие пару часов погружаемся в скуку. Всё, можно поднимать руку вверх.
Обратив внимание, ко мне подошел ближайший из патрулирующих проходы между рядов преподаватель-швед.
— Закончили? — спросил он меня на английском.
— Закончил, херр учитель Свенссон, — подтвердил я, прочитав фамилию на бейджике.
— Уверен? Может проверишь еще раз? — этично предложил он.
— Уверен, — кивнул я. — Можно идти?
— Можно, — он принялся собирать листочки.
Идущий через два ряда от нас педагог-гайдзин вдруг схватил за руку северокорейского ребенка и что-то громко сказал на шведском. К месту происшествия кинулись пятеро ближайших преподавателей, включая «моего». Пожав плечами, я подхватил листочки и пошел посмотреть на происходящие из-за спин учителей. Маленький северный кореец лежал на земле в глубоком поклоне. Его сокомандники отвешивали поклоны поясные. На столе — два исписанных предельно мелким почерком листочка размером со спичечный коробок.
— Возвращайтесь к заданиям, не теряйте время! — велел главный гайдзин на английском и выгнал гайдзина рангом поменьше в коридор.
За подмогой послал, видимо. Пока посыльный покидал аудиторию, я успел подойти к учительскому столу и положить на него листочки.
— Я закончил, херр учитель Перссон.
— Можешь идти, — отпустил он меня.
Вот и хорошо — на разборки со списывающими северными корейцами смотреть нет ни малейшего желания. В коридоре меня встретил телохранитель, и мы с ним пошли к лестнице, по пути посторонившись, чтобы пропустить пробежавших мимо нас педагога-шведа с северокорейскими взрослыми. Думать о том, что будет со спалившимся пацаном желания нет еще больше.
В фойе встретились с Араки и Яно-сенсеями. Отчитавшись о проделанной работе, попрощался с ними и отправился в гостиницу. А куда еще? Догонять друзей нет смысла — они сейчас бродят по горам, и на машине я туда не доберусь. Может хотя бы дед найдется «дома»? В последние месяцы мы с ним неплохо ладим, и мне реально нравится компания этого старого ворчуна-цундере.
У гостиницы царила суета — мигали лишенными рева сирены мигалками три полицейские машины, закрывались задние двери скорой помощи — кого-то погрузили — и стоял фургончик шведского телеканала: пока мощности простаивают, оператор снимает виды улицы. Оп, заметил меня. Репортер заметил еще раньше, и ко мне они подбежали почти одновременно.
— Ничего не знаю, был на математической олимпиаде, — обломал их я и пошел к крылечку гостиницы, на котором стоял шведский коп. Скорая не спеша тронулась и скрылась за углом. Тут мне совершенно иррационально поплохело — а что, если мои мысли о дедушке Наоки послужили триггером, и у него случился, например, инфаркт? Не-не-не, это совершенно антинаучный бред! Ускорив шаг, был проигнорирован полицейским и прошел внутрь.
В фойе обнаружился дед Наоки, который при помощи выполнявшего функции переводчика Имамуры-доно общался на диктофон с мужиком в штатском. Местный детектив, видимо.
— В третий раз я отвечу вам то же самое, полицейский-сан — мы с ним ели одно и то же! А еще это же ел Имамура-доно! И трое коридорных! Может уже попробуете сами?
— Деда, привет! — привлек я к себе внимание.
— Иоши-кун, подожди немного, — улыбнулся мне дед и вернулся к разговору с копом. — Я все сказал! Мой юрист прибудет через полтора часа. Он европеец, и вы сможете найти общий язык. А сейчас — меня ждет внук! До свидания, полицейский-сан.
И он прошел мимо копа ко мне.
— Что случилось? — спросил я.
— Этот Гудхлеф вдруг начал чесаться, плакать и задыхаться, — развел руками дед, неприязненно покосившись на двинувшегося на кухню полицейского. — И эти идиоты решили, что мы с Такаги решили его отравить!
— Подумать только! — послушно возмутился я.
Наш повар травить точно никого не будет — он с дедушкой двадцать с хвостиком лет дружит. Ну а дед — тем более!
— Это его «скорая» увезла?
— Да, — подтвердил дед. — Идем, я хочу посмотреть, как у этого гайдзина получится допросить Такаги!
— Пошли! — захотелось посмотреть и мне. — А что вы ели?
— Я пытался приучить этих варваров к нашей кухне, — поморщился Наоки. — Лучше бы я позволил им и дальше питаться помоями — пустая трата гения Такаги! В первую секунду он так испугался за свою честь и репутацию, что чуть было не выпустил себе кишки!
Преувеличивает дедушка — не та уже Япония, но тут я на стороне своих — если все ели из одного котла, а «отравился» только один, значит дело тут совсем не в яде. Кроме того — наша охрана на кухне присутствует 24/7, а Гудхлев нам ничего плохого не сделал, если не считать таковым трехзвездочный комфорт и соответствующий уровень сервиса.
— Это — ужасный инцидент, Одзава-сенсей, — согласился с дедом Имамура-доно. — Уверяю вас — со своей стороны Министерство иностранных дел сделает все возможное, чтобы его последствия не бросили тени на репутацию вашей семьи.
— Я всегда был высокого мнения об умениях нашего дипломатического корпуса, — отвесил ему комплимент дед.
— Там журналюги снаружи, — поделился я новостями.
— Без юриста — ни слова, — выдал мне наказ Наоки, и мы зашли в столовую.
Копы собирали со столов остатки еды на тарелках: соба, салат с овощами и грибами шиитаке, жаренная свинина и конечно же рис. У линии «раздачи» стоял наш скрестивший руки на укутанной в белую униформу груди повар и надменно выговаривал детективу при помощи одетого в полицейскую форму переводчика:
— Моя семья поколениями совершенствовала технику приготовления пищи, передавая секреты мастерства от отца к сыну. Для настоящего повара нет большего позора, чем смерть клиента от его блюда! Я ни за что не опозорю столетия кропотливого труда клана Такаги ради какого-то хозяина варварской
