Слияние - Инди Видум
Поэтому я делал вид, что ничего особенного не происходит. Подумаешь, привязался какой-то ненормальный, так мы сейчас быстро рассчитаемся с гостиницей, да уедем.
С первым пунктом прошло все без сучка и задоринки. Мы оставили щедрые чаевые, поэтому провожали нас как любимых родственников с уверением в том, что в следующий раз примут лучшим образом.
А вот когда встал вопрос с «уедем», то выяснилось, что капризные водные элементали при такой погоде работать не хотят, а хотят впадать в спячку. Пришлось их стимулировать, в результате чего у меня Жар вырос до восьмого уровня. До какого уровня вырос он у Прохорова, для меня осталось тайной. Не до расспросов было.
При этом прохоровский брат не убрался, а, вытягивая голову, чтобы лучше разглядеть, что там происходит в каретном сарае, сориентировался и теперь вопил о наших кривых руках, в которые ничего доверять нельзя.
Наконец машина неохотно завелась и медленно поехала. Разгонялась она тихо, поэтому Прохоров-младший успел сказать еще очень много ценных замечаний по поводу своего брата и меня. Меня он тоже счел ступившим на скользкую тропу алкоголизма.
Короче говоря, когда машина наконец набрала нормальную скорость, я уже был взведен настолько, что мог бы наплевать на последствия и утихомирить этого идиота. Останавливало лишь то, что я понятия не имел, за что младший настолько взъелся на старшего. Может, Прохоров и чего побольше заслужил. Не зря же сопровождающая его брата девица настолько ехидно улыбалась.
Мы выехали из города, и, пока я придумывал, как начать разговор, Валерон выплюнул на колени Прохорова увесистый мешочек. Прохоров еле успел поймать, а то просвистела бы его компенсация мимо.
— Эт че?
Валерон пристроился на моих коленях. Причем ладно бы просто сидел, так он еще и ерзал по ногам, под которыми, между прочим, были педали. Прямая угроза безопасности.
— Что было у твоего брата ценного, то и взял, — тявкнул Валерон. — Никто не может на нас злоумышлять безнаказанно.
— Ты спер у него кошель?
— А чего делать-то было? Больше у него ничего ценного не было.
— Воровать нехорошо, — заявил Прохоров.
— Я не ворую, — возмущенно тявкнул Валерон. — Воры — это кто берет чужое. Я беру свое. Усек разницу? Или тебе ее на носу выкусать? И вообще, я зря, что ли, под ноги этому придурку сунулся? У меня спина до сих пор болит, а вы о компенсации даже не подумали. Ни одной куриной тушки не купили. И яйца забыли.
— А еще хлеб и колбы, — вздохнул Прохоров.
— В Гарашихе купим, — предложил я.
— К концу дня несвежее все ужо.
— Ты нам зубы не заговаривай. Колись, чем так перед семьей проштрафился, — злобно тявкнул Валерон.
— Че сразу я? — возмутился Прохоров.
— А кто?
— Да был бы Митька один, я б ему рожу начистил. А с ним Настасья была.
Он замолчал, как будто бы этим объяснил все.
— А Настасья у нас кто? — нетерпеливо тявкнул Валерон.
— Сговорены мы были, — хмуро ответил Прохоров. — А когда кузню было решено Митьке оставить, ее за Митьку и пересговорили.
— А ты чего?
— А я чего? Грю, давай убежим и поженимся, — совсем помрачнел Прохоров. — А она грит, не могу супротив батюшки пойти.
— Любила бы — пошла бы, — постарался я обломать сияющие в воображении Прохорова крылышки этой феи, чтобы показать, что она не такая уж жертва и что, если ей чего и не хватает, так только метлы.
— Да понял я. Я ее пытался выкрасть перед свадьбой ихней, — вздохнул Прохоров. — Токмо она мне сказала, что нищим я ей не нужон.
— А ты чего? — сочувственно тявкнул Валерон.
— Чего-чего. Дурак был. Сказал, что она пожалеет. А она так противненько захихикала и грит, что пожалеет, рази что, ежели я вдруг дворянство получу.
— Хоть понятно стало, зачем оно тебе.
— Не, — запротестовал Прохоров. — Это ужо из принципу. Настасья мне теперя и даром не надобна. Гнилая она, как брательник. Два сапога они пара. Батя меня, мож, и не выгнал бы, ежели не Митька, потому как хоть и сродство у него к Кузнечному делу, но он ленивый, а я нет. И у меня сродство к Воздуху и Огню есть. А недавно еще и к Природе получил. А у Митьки со стихиями пусто. Так что… — Он махнул рукой. — Все. Отболело. Противно токмо видеть их. И мамане я обещал, что не трону Митьку-то, когда она еще жива была. Она батю упрашивала, чтоб не гнал меня, да тот ни в какую. Мож, тута он и прав: не ладили мы с Митькой. Погодки мы, и он завсегда жалился, что мне больше достается. Токмо это не так. Я всегда трудом брал, а он хитростью. Еще малой совсем был, а уже схитрить пытался и мою работу за свою выдать. А от как судьба-то повернулась: у него сродство есть, а у меня нету.
Прохоров так и нахохлился на неудобной деревянной лавочке, накрытый грустными воспоминаниями. Не знаю, стоила ли та кузня переживаний, но девица, которую я видел, — точно нет.
— Он и соврать мог, — тявкнул Валерон.
— Да кто ж в таком деле врать будет? — возмутился Прохоров.
— Тот, кто хочет подгрести все себе? — предположил я. — У него это сродство где-то записано? Бумага есть?
— Зачем нама бумага? — удивился Прохоров. — За нее же платить нужно. А свои навыки мы знаем и без бумаги.
— Свои знаете, а чужие? Ой, простота, — тявкнул Валерон. — Ниче, мы еще выведем этого типчика на чистую воду.
— У него действительно может быть сродство, — возразил я.
Прохоров-младший, конечно, мне понравился не больше, чем Валерону, но это не исключало того, что он не соврал.
— Спорим на месячную норму энергии, что сродства у него нет? — азартно предложил Валерон, от возбуждения аж подпрыгнув. Моя нога дернулась, и автомобиль притормозил, чтобы через мгновение вернуться к прежней скорости.
— А как проверите-то? — пробурчал Прохоров.
— Прямо сейчас — никак, а чуть позже уже Петя сможет, — уверенно сказал Валерон. — Врет твой
