Придворный медик. Том 5 - Алексей Аржанов

Только сейчас, оказавшись рядом с ним в сознательном состоянии, я почувствовал знакомую ауру.

Венцов прав.

Я не знаю его лица. Зато очень хорошо помню эту жизненную ауру.

Глава 10

Дежавю — чувство, которому люди приписывают некий магический характер. Как только суеверные не объясняют это ощущение. Ясновидение, воспоминания из прошлой жизни или параллельного мира, сбой в матрице.

На деле же дежавю — это сбой в работе гиппокампа. Часть нашего мозга начинает путать прошлое и настоящее, и воспринимает происходящие события как то, что уже когда-то происходило.

Например, студент-медик сидит на лекции и впервые в жизни слушает рассказ профессора о том, как работает сердечно-сосудистая система человека. И в эту же секунду ему кажется, что он уже был на этой лекции. Уже слышал эти факты. Но на деле его мозг случайно записал эту информацию в участки, где хранятся старые воспоминания, а затем извлёк их заново.

Однако в моём случае всё иначе. Чувство дежавю, которое я испытал при встрече с Валерием Фадеевичем Венцовым, имеет больше магический характер.

Я не помню, чтобы пересекался с этим магом яда. Не помню его лица, не помню его фамилии. Но жизненная аура… До ужаса знакомая. Будто когда-то давно мои магические каналы хорошо запомнили этого человека.

Лекарская магия умеет различать жизненную энергию людей не хуже, чем криминалист, исследующий отпечатки пальцев.

Кто он? Возможно, с ним пересекался не я, а мой предшественник. Другой Павел Булгаков. В таком случае это чувство дежавю можно отнести к воспоминания из прошлой жизни.

Я насторожился. Приготовился атаковать ядовитого мага, если потребуется. Но Венцов стоял спокойно. Он опасен, но в данный момент бороться со мной не собирается.

Интересно, откуда вообще взялся этот помощник онколекаря, который так легко его предал при первой же подвернувшейся возможности?

Молодой, явно без большого опыта работа. Мы примерного одного возраста. Как же он умудрился выслужиться, чтобы попасть в тайное четвёртое отделение научно-исследовательского центра Платонова?

— У меня после одного инцидента память отшибло начисто, — я постучал указательным пальцем по своему темечку. — Не напомните мне, где мы с вами встречались?

— Так я и думал, — улыбнулся Венцов. — Явная амнезия. Иначе бы вы точно меня вспомнили, Павел Андреевич. Если честно, меня даже удивило, что вы не узнали меня, когда вышли из лифта. И, признаться, мне было стыдно отравлять вас своим ядом. За это я глубочайше извиняюсь, — он положил руку на грудь и опустил голову. — Клянусь, я как раз шёл сюда, чтобы вас освободить. Но вижу, вы и сами справились.

Ух ты, как интересно… Тройной агент? Предал Платонова и перешёл на сторону Биркина, а теперь решил пойти против главного дознавателя и освободить меня? Такому товарищу точно доверять не стоит. Он может запросто продолжить цепочку предательств. На мне он не остановится.

Скорее всего, он использует каждого в своих целях. Какой-то период ему был важен Платонов, затем он начал менять союзников, как перчатки. Но спешить с выводами я не стану. Посмотрим, что он сам мне расскажет.

Он ведь не знал о моей амнезии, пока я сам о ней не упомянул. Значит, Валерий Венцов действительно рассчитывал, что я его помню.

— Никаких обид, Валерий Фадеевич, — сухо ответил я. — Но для начала я хотел бы узнать, кто вы на самом деле такой?

— Мы с вами работали вместе. Стажировались у вашего отца. До того, как произошло то, что… Ну, вы меня понимаете. Искренне соболезную вам. Ваш отец был моим учителем, — Венцов начал заикаться.

Странно, будто и вправду говорит искренне. Кроме того, я слышу его сердцебиение. Он не лжёт. Эта тема и вправду тяжело ему даётся. Любопытно… А вопросов становится всё больше и больше.

— Давайте продолжим разговор в моём кабинете, — предложил Валерий Венцов. — У нас есть ещё минут двадцать, пока Аристарх Биркин осматривает отделение. Но на его счёт не беспокойтесь, у меня уже созрел план, как можно от него избавиться.

Избавиться? Интересно. Да какую же игру он затеял?

Готов поспорить, что Платонов считал своего помощника обычной серой мышью. Человеком, который не представляет для него никакого интереса. А на деле тот оказался хитроумным интриганом.

Я молча кивнул и последовал за Валерием Фадеевичем. Мне же лучше, если он проведёт меня через отделение. Главное понять, где находится кабинет Платонова. Наверняка палаты пациентов открываются где-то там. Вариантов два.

Либо я освобожу больных с помощью паролей, которые хранил онколекарь, либо найду систему, открывающую все двери.

Как ни крути, а придётся совершить саботаж внутри одного из главных объектов Российской Империи. Но бояться мне нечего. Даже если после этого меня задержат, доказательств виновности Платонова в этом месте достаточно. В итоге получится, что я сделал всю работу за орден лекарей, который почему-то закрывает глаза на происходящее здесь.

Лекарство от рака они тут ищут! Идиоты. Чего стоит такое лекарство, если из-за него будут заглублены сотни больных людей?

Кстати, эти больные люди многое смогут рассказать, когда выберутся наружу. Уж им точно поверят. Их показания хорошо подкрепят мои объяснения о том, что последние годы творится в четвёртом отделении.

Да и сам Платонов уже сломался. Я сильно на него надавил. По сути, я только что сломал все его поганые мечты. Он давно грезил о панацее, которая будет лечить всех онкобольных людей.

Но создать такую ему не удастся. А если и удастся, то какой ценой? Нет. Эксперименты над людьми негуманны. Тем более они запрещены на законодательном уровне и в моём мире, и здесь.

Мы с Венцовым прошли в небольшую комнатушку, которая служила Валерию кабинетом. На долю секунды я удивился, что у него даже окон нет, и лишь после вспомнил, что мы находимся глубоко под землёй.

В одной из самых тайных лабораторий Санкт-Петербурга.

— Вот теперь можете задавать свои вопросы, Павел Андреевич, — Венцов расслабился, налил себе стакан воды и присел в своё кресло. — Тут нас никто не побеспокоит.

— Пока что я не могу понять, как вы могли стажироваться у моего отца, если вы не являетесь лекарем, — подметил я. — Маг яда в клинике? Звучит не больно-то реалистично.

— Всё — яд, всё — лекарство. Дело только в дозе, Павел Андреевич, — Венцов процитировал Парацельса. Расплылся в самодовольной улыбке. — Мы с вашим отцом пытались создать новые разновидности лекарств на основе тех ядов, что я создаю. Тем более в фармакологии яды уже используются очень давно. Яд красавки или белены — атропин,