Сын помещика 3 (СИ) - Семин Никита

* — Павел Пламенев «Шаг в темноту»

«Похоже, эта дверь как раз для меня закрывается, — продолжил я размышлять. — Откроется ли другая?»

И словно отвечая на мой вопрос, открылась дверь в мою собственную комнату, после чего внутрь прошмыгнула Пелагея.

— Не помешала, господин? — тихо спросила она, с тревогой посмотрев на меня.

— Заходи, — махнул я рукой. — Собралась?

— Не до конца, господин, — прошептала девушка. — Ваша матушка просила, чтобы я вас уговорила остаться. И я сама бы не хотела, чтобы вы ссорились из-за меня со своими родителями. Нет никого ближе родных. Только они — поддержка и опора в этом мире.

— Рад, что в твоей семье так, — улыбнулся я. — И спасибо за честность.

Та лишь робко улыбнулась в ответ.

— Так вы останетесь?

— А стоит ли?

— Барыня пообещала, что меня больше никто не тронет в этом доме.

— Отец мне обещал то же самое, — глухо заметил я. — И в итоге — как мне теперь верить его слову?

На это Пелагея не нашлась, что сказать. И она просто подсела рядом, да положила ободряюще руку мне на колено. Весьма смело с ее стороны, учитывая нашу разницу в статусе, о которой девушка не забывала ни на миг. Я оценил и благодарно посмотрел на нее.

— Прошу, постарайтесь хотя бы.

— Только если отец признает свою ошибку, я готов подумать над этим. Если мама просила тебя меня уговорить, то передай ей мои слова.

Пелагея молча кивнула. А затем порывисто обняла меня, прошептала на ухо «спасибо» и ушла. К ужину я решил не выходить. Так и завалился спать голодным.

Утро встретило меня бурчащим животом и желанием отлить. В углу комнаты стоял привезенный мной унитаз. Жалко, пока не работающий. Пришлось все делать по старинке. Выходить из комнаты не было особого желания из-за понимания, что снова увижу отца. Но это — малодушие, которое я безжалостно задавил. И чтобы взбодриться, пошел на свою обычную тренировку. Пелагея была даже рада, что я вышел, и ей необходимо было выполнить свои привычные обязанности — полить мне воду на спину, да потом придержать ноги во время пресса. Затем и в комнату мою побежала убираться, стараясь не выдавать своих чувств. Словно и не было ничего.

Под конец тренировки, когда я заканчивал упражнение на брусьях, на задний двор вышел отец. Лицо у него было помятое, видно выпил вчера перед сном изрядно. Дойдя до бани, возле которой стояла бочка с водой, он наскоро умылся и даже не поленился засунуть в бочку голову, чтобы прийти в себя. После чего, отфыркиваясь словно кот, двинулся ко мне.

Он остановился в метре от меня, молча наблюдая, как я отжимаюсь на брусьях. Постоял в молчании, после чего все же выдавил из себя:

— Признаю, был неправ. Ради справедливости, чтобы не думал, будто я чудовище какое — если бы она начала вырываться, я не стал бы применять силу.

Я молча кивнул, принимая его слова и такие неуклюжие извинения. Не дождавшись от меня поддержания разговора, отец развернулся и ушел. И завтрак проходил впервые в полном молчании. Лишь молитву прочитали, да потом кроме стука ложек ничего и не слышно было.

Разорвала эту гнетущую тишину мама:

— Роман, какие у тебя планы? Ты… не передумал? — с запинкой задала она самый важный вопрос.

Я покосился на отца. Скольких трудов ему стоило даже такое вот признание своей неправоты? И это в нынешнем-то обществе, где глава семьи — всегда прав?

— Пока — да, — решил я дать ему второй шанс.

Как бы ни противен был мне его поступок, но стоит не забывать, что он — дитя текущей эпохи. В его глазах, да и не только в его, если честно признаться, ничего предосудительного он не сделал. А уйти я смогу в любой момент. К тому же за ночь и после тренировки эмоции угасли. Того накала уже не было ни у меня, ни у родителей. Лишь младшие дети смотрели на нас, не понимая, что именно произошло между нами. Но чуйка у них была хорошая, а потому сегодня даже не пытались играться за столом или как-то иначе привлекать внимание, чтобы не попасть под горячую руку.

— Кстати, — посмотрел я на отца, — Георгий Викторович говорит, что готов отгрузить кирпич в любой момент и ждет лишь оплаты, да указания — куда ему доставлять материал.

Папа вздохнул тяжко, да скривился от головной боли. Все-таки пил он вчера после нашей ссоры. Сильно пил.

— Потом ему сам напишу, — проворчал он, закрывая вопрос.

Что делать после завтрака, я не знал. Слуги готовили дом к празднику — Пелагея, например, продолжила пересаживать цветы в горшки, да расставляла их по дому. Люда пошла учить с мамой новый романс, чтобы продемонстрировать его исполнение завтра при гостях. Корней занимался площадкой под мои тренировки. Ему еще полосу препятствий построить нужно было. Евдокия намывала дом, протирая во всех углах пыль. Отец ушел в кабинет и там заперся. Уж не знаю, чем он решил заняться. В итоге не у дел оказался лишь я, да близнецы. Но те носились по дому, играя в салочки. Чем мне-то заняться?

— Иван, Игорь, — наблюдая за пацанами, мне все же пришла одна идея в голову. — А не хотите научиться одной интересной вещи?

Братья тут же бросили свое занятие и подошли ко мне. Еще бы! Не часто я их балую своим вниманием. Точнее — вообще впервые за все время своего приезда в поместье.

— Идите за мной, — двинулся я в свою комнату.

Те с любопытством пошли следом, пока не задавая вопросов. А хотел я показать им, как делаются цветы из бумаги — оригами. Все-таки на праздник Петра и Павла принято украшать дом цветами. Вон, Пелагея не просто так этим занимается. Так почему бы и мальчишкам не внести свой посильный вклад? Уверен, они и сами будут не против, да и похвастаться завтра перед Уваровыми своими поделками захотят. А уж как родители будут рады и горды — и словами не передать. Для меня же сейчас это был просто способ отвлечься, да заняться хоть чем-то.

Как и думал, складывание цветов из бумаги мальцам понравилось. А потом они еще и раскрашивать их стали. Из оригами я кроме тюльпанов умел складывать еще кораблики, коробочку и лягушку. Ну и самолетики. Кстати, вот их-то и решил сделать, когда братья закончат с раскрашиванием цветов. Запускать самолетики — такая забава им точно придется по вкусу!

В возне с братьями я сам не заметил, как мое настроение из тоскливого и хмурого вернулось к прежнему — оптимистично-веселому. Еще бы это было не так! Эти два «моторчика» одинаковых с лица так смешно корчили рожицы друг другу, когда заляпали краской лица, что удержаться от улыбки просто невозможно. В итоге все чистые тетради у меня извели, но радости было — полные штаны. Их смех на весь дом звучал. Даже мама заглядывала посмотреть, чем мы занимаемся. Но близнецы быстро ее выпроводили, попросив не портить сюрприз. Зато потом с гордостью преподнесли ей два букета бумажных раскрашенных во все цвета тюльпанов!

— Какая красота! — неподдельно восхитилась она, посмотрев на меня новым взглядом. Словно я сделал что-то, чего она от меня не ожидала.

— Мам, а у тебя тетради еще есть? А то мы у Романа все использовали, а он нам еще фигурки обещал из бумаги показать! — с горящими глазами спросил Иван.

Да, я их за время обучения складывания оригами успел научиться различать. У Ивана была небольшая родинка возле уха, а у Игоря ее не было. Вот и все отличие. Может, есть и еще, но я пока не нашел.

— Пойду, спрошу у вашего отца, — встала из кресла в зале мама.

Спустя пять минут близнецы сосредоточенно внимали моим словам, словно я им откровение какое рассказывал. Чтобы вскоре убежать на улицу, проверяя — у кого самолетик дальше улетит.

— Я рада, что ты нашел с ними общий язык, — с улыбкой сказала мама, когда я с облегчением уселся на диван в зале. — Боялась, что вы из-за разницы в возрасте и вовсе потеряете братскую связь. Не спрашиваю, откуда ты узнал о таких поделках. Но идея — замечательная.

— Из бумаги много чего можно сделать, — махнул я рукой. — Было бы желание, да фантазия.