Орден во всю спину 4 - Константин Владимирович Ежов
Ночью все расположились прямо возле брошенного грузовика. Слово "лагерь" звучало слишком гордо – это была просто сотня тел, сбившихся в кучу на промерзшей земле. Каменистая почва тянула из людей остатки тепла, и каждый поворот тела отзывался холодом, просачивающимся к костям.
Кто-то шепотом предлагал развести костер, но на руках не было ни бумаги, ни ткани, ни даже сухой щепки. Только пустошь, где сырые ветви ломались с влажным треском, а мох сдирался комками.
Ярослав отправился за дровами. Ветер звенел в сухих кустах, мороз щипал щеки. Он тащил обратно охапку сучьев, хлеставших его по ногам. В такую пору без огня легко подцепить простуду – а лекарства старика Вана нужно было беречь на крайний случай.
Вернувшись, он увидел странную картину: Ульяна сидела на земле, окруженная учениками, и яростно терла одну деревяшку о другую, будто пытаясь высечь из дерева искры. Руки у неё уже покраснели, ногти поломались, дыхание сбивалось, но она упрямо не сдавалась.
"Тонкая барышня, видно, и в руках топор не держала, – подумал Ярослав. – А решила, что голыми руками зажжет костер".
– Учитель, дайте я попробую, – робко сказал один из её учеников.
Но Ульяна покачала головой, даже не останавливая движения.
– Вам не нужно этим заниматься. Отдыхайте.
В какой-то момент она бросила быстрый взгляд на Ярослава – словно хотела понять, как именно он будет "сверлить" дерево. Но тут её глаза округлились: он спокойно достал из-за пазухи коробок спичек.
Щелчок – и яркий огонек загорелся в его пальцах. Ярослав поднес его к собранным дровам, и вскоре пламя зашипело, проглотив сухие ветки. Тьма отступила, и лагерь озарился мягким золотистым светом. Огонь трещал, бросая теплые отблески на лица, пахнул смолой и сладким дымком.
Ульяна прикрыла рот ладонью – в её глазах мелькнуло удивление. Казалось, группа Ярослава жила на другой ступени выживания: у них было все необходимое, тогда как остальные кромсали землю голыми руками.
Не только у него оказались спички – кое-кто из курильщиков тоже носил с собой коробки. Но когда к ним подошли женщины и попросили "дать огоньку", в ответ раздался хриплый смех и грязные намёки. Еще недавно они все вместе спасались от катастрофы, а теперь человеческая мерзость снова полезла наружу. Чтобы согреться у костра, некоторые уже были готовы платить своим унижением.
Ульяна долго собиралась с духом, переминаясь с ноги на ногу, пока наконец не решилась подойти к Косому. Лариска и остальные как раз что-то весело обсуждали у костра, и разговор прервался, когда они заметили, как учительница остановилась рядом.
– Могу ли я…, – робко начала Ульяна, голос её дрогнул. – Могу ли одолжить у вас огонь? Взамен я… принесу вам дров.
Лариска улыбнулась мягко и тепло, качнув головой.
– Да брось ты. Не нужно нам никаких дров. У нас их с избытком.
– Спасибо…, – Ульяна кивнула чуть резче, чем хотела, и поспешно добавила, почти взахлеб: – Большое вам спасибо!
В её глазах сверкнула искра облегчения, и она едва ли не вприпрыжку побежала обратно к своим ученикам, прижимая к груди горящую ветку, как драгоценность. От ветки сыпались крошечные искры, оставляя за ней огненный след в темноте.
Дети, сидевшие вокруг, встретили её восторженным шепотом. Они смотрели на пламя так же, как голодные птенцы тянутся к матери, вернувшейся с кормом. Когда Ульяна сунула ветку в приготовленную кучку хвороста, и костер нехотя вспыхнул тусклым огоньком, по лицам ребят разлился живой свет – смесь надежды и детского восторга.
Пламя трещало, слизывая смолу с тонких сучьев, в воздухе разнесся аромат сырой древесины и сладковатый дым, щекочущий нос. Ученики подались ближе, жадно ловя тепло, словно боялись, что оно исчезнет, если
Когда Ульяна, наконец, разожгла костёр, ученики мгновенно сбились в тесный кружок вокруг пламени. Их дрожащие руки тянулись к теплу, пальцы окоченели так, что казались деревянными, а босые ступни на промёрзшей земле стучали, словно маленькие барабаны. Сухие ветки трещали в огне, бросая в лица ребят тёплые искры и запах палёной хвои.
Но стоило в лагере появиться огню, как нашлись и желающие приобщиться к чужому труду. Двое мужиков средних лет поднялись из темноты и направились к костру Ярослава. Они выглядели так, будто собрались что-то попросить, но едва приблизились, как Лариска встала, перегородив им путь. Её голос прозвучал звонко и хлёстко, будто удар плетью:
– Нет.
Мужики опешили. Взгляды их сразу померкли, и, недовольные, они поплелись обратно в свою сторону, всё ещё недоумевая, отчего женщинам помогают охотнее, чем им.
– Старшая сестра, ох и напористая, – хмыкнул Лёха, стараясь изобразить её тон. Он намеренно скривил лицо и холодно процедил: – "Нет!"
Лариска вскинула глаза к небу и улыбнулась с оттенком насмешки:
– Да что ты вообще понимаешь? Ульяна – она ведь старалась сама, мучилась, деревяшки друг о друга тёрла, ладони ободрала, но не сдалась. Пришла к нам только тогда, когда другого выхода у неё не осталось. Она выглядит доброй и правильной, и видно, что ей не всё равно на детей. А эти двое? Сидели себе в сторонке, ждали, когда кто-то другой разведёт костёр, чтобы потом прибежать и урвать кусок тепла. Мужики, понимаешь? Сильнее должны быть, а в итоге – полные неудачники.
Она нарочно повысила голос так, что рядом сидевшие мужчины вздрогнули и смущённо опустили глаза в землю. Лица у них налились красным, будто от мороза, и вся уверенность куда-то улетучилась.
Лариска же, довольная эффектом, чуть склонила голову к Ярославу и с озорной улыбкой спросила:
– Я вот осмелилась так громко говорить только потому, что ты рядом. Ну и скажи, что думаешь об этой учительнице?
Ярослав моргнул, словно его застали врасплох.
– Чёрт возьми, да о чём ты вообще? – искренне удивился он.
– Кончай валять дурака, – прыснула смехом Лариска, прикрывая рот ладонью. – Ну и что, что она постарше тебя? Зрелая женщина – это надёжность, тепло и спокойствие. А уж если человек хороший, то и жить с ним будет в радость.
– Ладно, ладно, старшая сестра, – Ярослав Косой тяжело вздохнул, не зная, то ли смеяться, то ли махнуть рукой. – Хватит болтать, ешь уже.
Тем временем у своего костра Ульяна усадила учеников, словно наседка цыплят. Огонь отражался в её глазах, трещал сухими ветками и пах смолой. Она говорила мягко, но твёрдо:
–
