Ревизор: возвращение в СССР 43 - Серж Винтеркей

– Николай Алексеевич, учитывая мой личный опыт общения с Ивлевым, помимо тех материалов, что я просматривал по нему, могу сразу сказать, что отнесется он к такому запрету крайне негативно. Он вообще на удивление свободолюбив. Обязанности перед страной и обществом для него не так важны, как его личные интересы. Помогает он нам сугубо потому, что в целом положительно относится к КГБ, считает нашу роль важной для СССР.
– Но вы же говорили, что он патриот… Как это соотносится со сказанным вами? – нахмурил лоб Вавилов.
– Быть патриотом – это его осознанный выбор. Дело необычное для такого молодого возраста, когда люди идут обычно просто по накатанной колее, особенно не задумываясь о таких вещах. В школе сказали быть патриотом, и в семье тоже – вот я и патриот. А у Ивлева то ли в силу высокого интеллекта, то ли этой его необычной взрослости, вопрос быть или не быть патриотом тщательно им обдуман и является осознанным выбором.
– Ладно, коли так, – кивнул Вавилов, – так, значит, отреагирует крайне негативно. Чем нам это грозит?
– Высокий уровень осознанности, что ему присущ, означает, что он одобряет КГБ лишь в том случае, если наша организация не выходит за определенные рамки в отношении него самого. Для Ивлева мы – необходимый инструмент для существования СССР, призванный гонять врагов и шпионов. Он нас ни в коем случае не романтизирует. Сам он к врагам и шпионам не относится, поэтому, если мы начнем гонять его самого, запрещая то, что он считает для себя важным, он очень жестко отреагирует. Вплоть до прекращения сотрудничества. А заставлять его с нами сотрудничать нам смысла нет. Он же, насколько я понимаю, важен нам своим интеллектуальным трудом, а не выполняемыми функциями. Мы, конечно, сможем его заставить с нами сотрудничать, найдем рычаги, но степень его возмущения будет так велика, что он запросто может устроить саботаж… При этом выявить этот саботаж нам будет чрезвычайно трудно…
– Понимаю, Денис Дмитриевич, – вздохнул Вавилов, – хорошо, а теперь слово Олегу Петровичу. Что вы скажете по этому вопросу?
– А мне, Николай Алексеевич, и думать самому по этому поводу ничего не надо. Мне сам Ивлев во время нашей встречи сказал, что если мы запретим ему посещать такие вот мероприятия в посольствах, то он будет этим очень недоволен…
– А что же вы мне сразу не доложили об этом? – спросил недовольно Вавилов.
– Виноват! Разговор с ним был длинным, не хотел ваше время отнимать, все пересказывая. В отчёте о беседе с ним все указал… – ответил Румянцев, внутренне похолодев.
– Ладно… С другой стороны, вот мы и мнение самого Ивлева узнали, и оно совпадает с точкой зрения нашего психолога. Ты, значит, Олег Петрович, тоже не рекомендуешь его ограничивать в таких посещениях посольств?
– Не рекомендую. Парень он очень ответственный для его возраста, жену и детей очень любит. И с материальной точки зрения ЦРУ заинтересовать его очень сложно. Ивлев работает как вол, и деньги буквально липнут к его рукам. За пару лет уже и квартира своя с таким ремонтом, что генералы приходят полюбоваться, и машина, и гараж. Сейчас вот мы с дачей ему помогли первые шаги сделать. Ну и не верю я, что он на предательство вдруг осмелится и попросит американцев тайно вывезти его из СССР в обмен на сотрудничество, бросив семью. Человек, который первым делом, сам переехав в Москву, перетащил за собой туда кучу родственников, точно не собирается бежать из страны. Не тот типаж.
– Вот с этим соглашусь, – тут же ожил психолог, уже без всякого вопроса со стороны заместителя председателя КГБ, – при всей крайне высокой самостоятельности Ивлева, человек он очень семейный и коллективистский. По его же осознанному выбору. Это не игра во все это, как показали и материалы прослушки, а смысл его жизни. А типаж западного шпиона совершенно противоположен. Те, кто на Запад стремятся работать, они готовы не только родину предать, но и своих близких, ради оплаты валютой и последующего вывоза их за рубеж. Бросают матерей, бросают жен и детей без больших колебаний. Зная, что потом у них тут будут очень большие проблемы из-за их предательства…
– Хорошо… – задумчиво пробормотал Вавилов, – вы очень помогли мне сегодня. Буду думать, как построить беседу с председателем по этому аспекту…
Глава 6
Москва, общежитие МГУ
Луиза сидела в комнате и старательно мазала зеленкой пятнышки, глядя в небольшое зеркало. Осматривать себя с его помощью было не слишком удобно, но других вариантов не было.
Критически осмотрев себя еще раз со всех сторон, девушка поморщилась. Мазаться зеленкой не хотелось, но, когда она сказала соседкам, что лучше будет пятнышки чем-нибудь бесцветным прижигать, те ее подняли на смех и сказали не маяться дурью.
– А как ты поймешь тогда, дуреха, какие из пятен ты помазала, а какие нет? – язвительно поинтересовалась девушка из соседнего блока Марина, которая и принесла ей зеленку и научила на спички ватку наматывать. – Если будешь пятна пропускать и не помажешь вовремя, воспалятся, – добавила она серьезно, – расчешешь, следы на коже останутся…
Этот аргумент стал для Луизы решающим. Рисковать своей внешностью в ее планы ну никак не входило. Так что, вздохнув, она согласилась, что придется походить некоторое время раскрашенной в пятнышки.
– Ничего страшного, – успокаивали ее девушки, – еду мы тебе будем приносить, учебники тоже, не переживай.
– Спасибо! Я очень ценю вашу помощь, – благодарно улыбнулась подружкам Луиза. – Поможете мне пятнышки помазать?
После последней фразы девушек как ветром сдуло. Под разными предлогами они поспешили удалиться.
И чего боятся, – досадливо поморщилась Луиза, вспомнив этот момент, – болели ведь все ветрянкой, а все равно шарахаются…
Сама она в детстве ничем, кроме краснухи, не болела и не догадывалась о своей болезни, пока вчера на ночь глядя в общежитие не заявился Мартин, огорошив ее новостью. Луиза тут же быстро осмотрела себя в зеркале и, увидев мелкие красные пятнышки на лице, поняла, чем именно заболела. Они, похоже, только перед приходом Мартина и вылезли…
С одной