Вы призвали революцию - Фелинидский комиссар
Пятое — помните, что Кланы разрознены и являются врагами друг для друга, иногда более непримиримыми, чем мы. Воспользуйтесь этим и вбейте клин в отношения между ними. Пусть дерутся между собой, а не с вашей армией.
Будьте настойчивым, но при этом аккуратным. Сильным, но не жестоким, и горы вам покорятся.
С пожеланием всяческих успехов, Иосиф Виссарионович»
Меня после прочтения этих инструкций донимал некоторое время вопрос: а откуда Великий Герой узнал подобные тонкости взаимоотношений с горцами, но затем, в суете похода и первых столкновений, я решил отложить поиск ответа на потом.
Глава 7
Подкуп и торговля с горцами принесли свои плоды — нам стало известно о нескольких гнёздах «диких» виверн, которых местные ещё не смогли приручить. Осталось лишь отловить тварь покрупнее и можно будет наступать дальше. В принципе, у меня есть возможность прямо сейчас приступить к подготовке уже собственных наездников, пусть это и потребует несколько лет, а также немалых вложений. До нынешнего момента королевство могло полагаться только на купленных имперских грифонов, из которых никогда не получалось собрать достаточно крупный отряд — слишком уж они были дороги, служа больше демонстрацией богатства и власти отдельных дворянских семей.
Набрав проводников из поселений, что находились под нашим плотным контролем, и заплатив им немало золота по меркам горцев, я разослал во все стороны поисковые отряды. Их задача — добыть яйца «диких» виверн и особь покрупнее, после чего зачистить найденные гнёзда и доставить всё сюда, в лагерь.
С яйцами никаких проблем не возникло: слаженными действиями перебив взрослых ящериц, бойцы спокойно обобрали опустошённые гнёзда. А вот с отловом твари покрупнее никак не складывалось — слишком уж мелкими по сравнению с приручёнными и выводимыми несколько сотен лет породами «одомашненных» ящериц выглядели их дикие собратья. Видимо, придётся и впрямь искать Пик мира. Если он действительно существует.
Отправив с очередным обозом несколько десятков яиц и полдюжины горцев, что клялись и божились в обладании умением ухаживать за вивернами, выдав им пояснительное письмо коменданту форта, я отдал приказ на сворачивание лагеря. Нужно было двигаться дальше.
За прошедшие с начала вторжения шесть недель получилось не только ослабить горцев, выбив огромное число наездников, создать сеть доносчиков из местных торговцев, разведать все тайные тропы, но ещё и узнать о ходе собрания Кланов, прибывших в Гильджаран и решающих, что же делать со столь стремительным наступлением королевских войск, уже занявших часть хребта.
Слушая донесения, я лишь поражался тому, насколько же похожи были наши прежние порядки дворянской вольницы на таковые у горцев. Варвары ругались, тянули общее одеяло каждый в свою сторону и старались переложить ответственность на других. Багровые Крылья желали, чтобы пограничные Кланы выступили против нас, а вторые — чтобы первые, как самые богатые, выделили на это золото и дружины.
Прояви мы большую жестокость, сравнивая все встреченные поселения с землёй, то договориться им было бы куда как проще — жить хотят все, и когда остаётся вариант сражаться или просто умереть, то большинство, очевидно, выберет первое. Показав, что являемся вполне договороспособными и не чураемся торговых отношений, мы дали Кланам помельче третий выбор — просто перейти на нашу сторону.
Вот и думали главы над тем, что же будет выгоднее: сразиться с сильным противником и понести тяжёлые потери, или же примкнуть к нему. Багровые Крылья своей неуступчивостью только подкидывали гирек на вторую чашу весов.
Имея в виду сложившийся политический расклад в хребте, я пристально следил за тем, чтобы армия вела себя максимально сдержанно: за открытые нападения и диверсии мы, разумеется, жестоко карали, но только виновных, не сжигая поселения целиком, и не стеснялись приплачивать золотом и необходимыми горцам товарами за сведения о происходящем в окру́ге. Дошло до того, что перед ответственными за сбор донесений людьми иногда выстраивалась целая очередь, чуть ли не дерущаяся между собой за право сдать нам расположение непримиримых варваров и рассказать о тайных тропах, ведущих всё дальше и дальше, к центру хребта.
Всё это обходилось в копеечку, но у меня была в распоряжении чуть ли не вся казна королевства, да и когда мы именно торговались, то получалось немного улучшить общий баланс в положительную сторону. Вот только когда мы преодолели ещё три десятка километров, то встала новая проблема — рабы и шахты.
До этого мы встречали в поселениях лишь потомков прежде захваченных в полон жителей равнин и тех, кого держали на положении слуг в наиболее богатых семьях. Первые уже не желали возвращаться, так как успели прижиться и стать частью горных народов, а вторых получалось просто выкупать по причине их малой численности.
Теперь же нужно было найти иное решение — невольники-шахтёры хотели вернуться домой, но выкупать их мы не могли, так как настолько много золота просто невозможно было собрать. Да и не все рабовладельцы были готовы продать своих рабов, стремясь получить куда как большую выгоду со временем. Подумав над сложившимся положением, я принял довольно простое и очевидное решение.
* * *
— Я требую, чтобы за каждого члена моего рода, называемого Срединным Королевством, мы получили плату — кровью либо же золотом.
Собравшиеся на сход старейшины Клана Глубокой Жилы — самые крупные рабовладельцы и обладатели богатейших залежей манаруды в окру́ге, загомонили, мгновенно изменившись в лице. До этого надменные и чванливые, несмотря на то что мы опять перебили несколько отрядов наездников без малейших потерь, теперь они боялись. И было чего — в их культуре существовал такой обычай, как кровная месть. За каждого убитого члена одного рода должен быть умертвлён либо сам убийца, либо кто-то из его семьи. Я же просто взял и объявил каждого раба своим родственником, а королевство — нашим общим, огромным родом. Нагло? Да. И подобным решением я в один момент легитимизировал в глазах горцев любую претензию в сторону рабовладельцев.
— О, Великий Шейх Равнин, — старейшины воздели ко мне руки, — но разве может один человек иметь столько родичей?
— Вы что, псы поганые, смеете обвинять меня
