Мир сошел с ума (СИ) - Greko

— Дальше выяснилось, что стражи порядка испытывают некие затруднения с оружием…

Я не выдержал и прыснул:

— Только не говорите, что они отправились на операцию с одними дубинками!

— Нет-нет, они захватили с собой револьверы и дробовики, но у боевиков с конспиративной квартиры оказались маузеры, а они — если вы понимаете, о чем я — намного дальнобойнее. И в патронах они не испытывали недостатка. И в пространстве для маневра — террористы спокойно перемещались между этажами, неожиданно стреляли то со второго, то с четвертого и ранили несколько полисменов…

Вот так номер! Выходит, полиция, завершив эвакуацию жильцов, полностью освободила дом? Я уточнил, и Юстас, нисколько не смущенный, мне подтвердил: да, именно так и обстояли дела.

— Это, как минимум, странно — так облегчать преступникам возможности для обороны, — недоумевал я. — Неужели существовала полная уверенность, что боевики, обнаружив, что окружены и путей для спасения нет, решат сдаться?

— Полагаю, именно на это и был расчет, — подтвердил мои самые худшие опасения Глоссоп. — Кто же мог представить, что столкнется с фанатиками, решившими дорого продать свою жизнь⁈ На наших правоохранителей словно вылили ушат ледяной воды. Только представьте: 200 рассерженных мужчин отправились в Ист-Энд отомстить за павших товарищей, а вместо этого сами превратились в мишени. Пришлось им обратиться за помощью армии. Представляю, что было на душе у полицейских шишек — они предвкушали отличный стейк, а им подсунули остывший бифштекс!

Да уж, бандиты, которых оказалось не трое, а двое, задали жару столице. Пока шла перестрелка, на Сидни-стрит со всего Лондона стекались зеваки. Подтянулось и большое начальство — даже министр внутренних дел сэр Уинстон Черчилль.

Юстас по мере рассказа все больше и больше возбуждался.

— Должен заметить, что мистер Черчилль, хоть и высказывает часто опасные мысли, все же не тот человек, чтобы относится к нашим традициям как к отжившим пережиткам общественного уклада — он явился на Сидни-стрит в цилиндре! Правда, зрители не оценили его выход и встретили его протяжным «буууу!», а с задних рядов кричали «Да пристрелите вы его!». Какой удар по самолюбию! Наверное, он думал тогда: «ах, зачем я только вылез из утренней ванны? Чтобы терпеть насмешки толпы?». Впрочем, кто его знает. Мы были знакомы по клубу, я подошел поздороваться. И имел неосторожность сказать: «Винни! Зачем ты полез в это дело?» Он неодобрительно покачал головой и отвернулся, как если бы отныне мы встали по разные стороны баррикады. Если Черчилль встал в позу — ого! Теперь сливай воду, приятельству конец. Мрачный до чертиков, он принялся раздавать указания, размахивая руками, как пропеллером. И потребовал артиллерии! Пушек! В центре Ист-Энда! Понятно, что как только об этом стало известно, толпа за оцеплением увеличилась в разы.

(выглядывающий в цилиндре — это У. Черчилль)

Я помрачнел. Мир так велик, но, оказывается, не настолько, чтобы разминуться с террористами. Они словно поджидали меня за каждым углом — везде, куда бы я ни направил свои стопы. С души воротит от таких совпадений.

— В Москве шесть с лишним лет назад я видел как применение артиллерии на городских улицах, так и зевак на улицах во время боев полиции с революционерами. И то, и другое имело необратимые смертельные последствия. Чем же все закончилось на Сидни-стрит?

— Слава богу, обошлось без пушек. Прибывшие шотландские гвардейцы в конце концов подстрелили одного боевика, а другой, судя по всему, задохнулся от дыма, когда загорелся дом.

— Отчего возник пожар?

— Да кто его знает? Хуже другое: всех участников, за исключением погибших, оправдали и отпустили на свободу. За их освобождение развернулась настоящая кампания в прессе и на митингах.

— Если даешь приют дьяволу, рано или поздно в твоем доме запахнет серой, — намекнул я на изъяны иммиграционной политики Соединенного королевства и потворство террористам со стороны общественного мнения Англии. — Посеявший ветер, пожнет бурю.

Глоссоп оскорбился в лучших чувствах и возмущенно запыхтел.

— По мнению наших законодателей, мистер Найнс, человеческая жизнь не имеет значения по сравнению с гибелью идей и предательством английских традиций.

Я понял, что мне следует немедленно выпить большую рюмку коньяку. Мне ли не знать причины, побуждавшие англичан привечать у себя любых подонков, именующих себя революционерами! Они видели в них свое орудие для расправы над Россией, так что мало еще получили, на мой взгляд.

Мы расстались с Юстасом недовольные друг другом.

— По-моему, — предположила Оля, лежа поздней ночью в постели, — мистер Глоссоп рассказал нам эту историю, чтобы защитить свою страну от таких подозрительных иностранцев, как мы с тобой, любимый. Чтобы вдохновленные видом меловых скал и вересковых пустошей, мы не передумали и не сошли на берег в Саутгемптоне.

— Если ты права, то мы обязательно это сделаем, чтобы его немного позлить. У меня с ним возникли идеологические разногласия.

— Отправимся в Лондон? — удивился жена, не раз слыша от меня о нежелании связываться с Великобританией.

— Нет, настолько глубоко я не готов нырнуть в пучину английского снобизма, где на свободе бегают страшные русские террористы. Ограничимся посещением лучшей портовой таверны.

Это была скверная идея, как оказалось. Да, мисетра Глоссопа мы заставили изрядно понервничать, когда он увидел нас у трапа после швартовки «Летучей» в Саутгемптоне. За него нам отомстила выбранная для завтрака таверна.

— Рекомендую поющий пудинг, — заинтриговал нас официант, когда мы прибыли и уселись за стол. Он заговорщицки поиграл бровями и прибавил доверительным тоном. — К нему прекрасно подойдет стакан портвейна для джентльмена и бокал легкого кларета для мадам.

Портвейн на завтрак, хоть и поздний? Ей богу, мое мнение об англичанах как о неисправимых чудаках лишь укрепилось. Но кто я такой, чтобы спорить в отношении национальных привычек? Турист обязан все испытать на своей шкуре, чтобы потом можно было хвалиться в гостиных знакомых преодолением немыслимых трудностей, как подобает настоящим путешественникам. Даже таких, как плохо пропеченный кусок теста, начиненный маленькими тушками жаворонков — вот чем оказался пресловутый «поющий пудинг»!

Испытывая нешуточное раздражение, я поднялся по трапу на борт и спросил дежурного офицера:

— Подскажите, сэр, что за громаду я увидел, когда возвращался на корабль? Ту, что болтается на рейде?

— Это «Олимпик», мистер Найнс, самый большой в мире круизный лайнер. Но ему недолго осталось удерживать пальму первенства. В Белфасте полным ходом идет оснащение нового суперлайнера — «Титаника». В апреле он отправится в первое плавание.

О, Боже! Только этого мне не хватало! Выходит, в моем распоряжении всего четыре месяца?

(1) Упомянутый участник нападения Петерс — это никто иной, как Я. Х. Петерс, один из создателей ВЧК. Да, он участвовал в вооруженном сопротивлении лондонской полиции и в неудавшейся попытке ограбления ювелирного магазина. И есть версия, что он вообще был на главных ролях в этой истории.

(2) Инертность мышления полиции Лондона была тем более странной, если учесть, что незадолго до событий на Сидни-стрит два латвийских анархиста-еврея, Пол Хелфельд и Джейкоб Лепидус, устроили так называемое «тоттенхэмское безобразие» — кражу, завершившуюся погоней с ожесточенной перестрелкой, во время которой ворами было выпущено 400 пуль.

Глава 6

Зуб Троцкого и немного Модильяни

Все стремившиеся в Париж в начале XX века, выйдя из-под сводов любого железнодорожного вокзала французской столицы, испытывали одни и те же чувства — они ощущали себя провинциалами. Именно так подумали мы с супругой, когда покинули Сен-Лазар, прибыв на поезде из Гавра, и попали на бульвары на taximetre. «Париж — вся Франция. Нет, больше, — это весь свет», — уверяли нас рекламные листовки, и, черт побери, они не врали.