Ревизор: возвращение в СССР 43 - Серж Винтеркей
Артем по-прежнему оставался для меня темной лошадкой. Я почти уже уверился, что он со мной беседовал в ресторане, чтобы побольше информации обо мне собрать для какого-то важного человека, что мной заинтересовался, и ждал, что когда он поделится ей с ним, то со мной этот человек как-то свяжется. Но ничего такого не произошло, и я испытывал некоторое раздражение. Раз снова хочет со мной пересечься, значит, похоже, не собрал он нужной ему информации, и хочет продолжить. Или я вообще неправильно понял его настойчивые расспросы?
Но видеться мне с ним не очень хотелось, если честно. Так что я был очень рад железной отмазке, что у меня была…
– Артем, очень рад звонку и спасибо за приглашение. Но дети внезапно ветрянкой заболели, сам понимаешь, ближайшие пару недель мы вообще никуда и ни к кому…
– Даже так? – удивился тот. – Очень жаль… Ну, выздоравливайте там, попозже, значит, встретимся! У меня дача с камином, так что и в ноябре там будет вполне уютно!
Поблагодарил за добрые пожелания, и положил трубку. Ну да, конечно, у тебя дача с камином… Ты же серьезный комсомольский функционер, иначе и быть не может…
Поехал к десяти на полигон, настрелялся до звона в ушах. А потом подъехал к небольшой кафешке около сквера, где мы обычно с Захаровым встречались. Времени было еще много до часу, на который мы встречу назначили, так что порадовал себя молочным коктейлем. А затем уже неспешно выдвинулся в сквер.
Идя на встречу с Захаровым, конечно же, я полностью подготовился по тому вопросу, что он просил меня прояснить, по «Полету». Но одновременно меня очень мучил другой вопрос, о котором Захаров был сейчас абсолютно не в курсе. У меня не было выхода, не рассказать Румянцеву о том, что со мной пять минут беседовал потенциальный шпион из ЦРУ. И я уверен, что правильно поступил, сообщив ему об этом. Слишком велик был риск, что кто-то на меня настучит по этому поводу.
Всё же наших граждан на дипломатическом приёме было достаточно много. Не говоря уже о том, что там было полно дипломатов из социалистических стран, которые вполне себе могут симпатизировать Комитету государственной безопасности СССР до такой степени, что иметь установленные с ним личные тесные связи.
Но вот теперь вопрос: говорить ли мне об этом Захарову? Так-то технически мне стоило бы переговорить по этому поводу с Мещеряковым. Попросить его, чтобы он некоторое время не посылал никого за мной хвостом. Потому что, рассказав про это Румянцеву, я вполне могу теперь ожидать получить от него хвост из комитетчиков... Будет очень нехорошо, если они засекут кого-то из людей Мещерякова и проследят их потом до него самого... Совсем нехорошо. Ещё сдуру примут его за шпиона из ЦРУ... Начнут колоть, и расколют его по другому направлению, что нам совсем не нужно.
Но всё, что я скажу Мещерякову, он тут же немедленно передаст Захарову. В этом я уже убедился. Мещеряков всячески демонстрирует личную преданность Захарову, что меня, честно говоря, целиком и полностью устраивает, учитывая, насколько мы все зависим именно от Захарова.
Но тут же важно, как именно он расскажет это Захарову. Мало ли какие-то не те акценты сделает на этом. Черт, как я ни прикидывал, всё равно получалось, что мне всё-таки стоит сказать об этом Захарову самому, перед тем как идти с этим к Мещерякову.
Но важно сказать это так, чтобы не перепугать его. А то ещё вообразит себе чёрт знает что и порвёт со мной все связи на всякий случай. Обидно будет, если окажется, что завтра уже даже Сатчан на мои звонки перестанет отвечать. Не говоря уже о том, что меня выкинут из группировки, словно меня в ней никогда и не было.
Так-то по советским меркам я уже неплохо всего припас. Но мне же ещё будет невыносимо скучно работать журналистом или выступать на радио, да читать лекции в КГБ. Всё же всё это для меня не самое важное в жизни. Делаю, потому что это полезно для моего развития. И для моей страны, СССР.
А вот в группировке Захарова я играю вполне реальную роль именно в той сфере, где у меня есть первичный интерес – осуществляю ускоренную модернизацию крупных советских предприятий. Добиваюсь строительства новых цехов для реализации новейших проектов. Способствую росту выпуска дефицитных товаров, так необходимых советским гражданам. А сколько всего уже сделано по повышению уровня жизни работников предприятий, которые находятся под контролем нашей группировки! Взять хоть те же ясли, что удалось пробить… Да и не только для наших работников. Плитку скоро будем выпускать, чтобы людям не приходилось по раздолбанному асфальту ходить или вовсе грязь ногами месить. Детские площадки, вон, новейшие появились, которых ещё и в Берлине никто не видел. Сколько они счастья доставят советским детям! Я бы и сам хотел, чтобы в моём детстве были такие площадки. И теперь так оно и будет. Сейчас же в Москве вовсю растет маленький «я», настоящий! В мае этого года восемь лет исполнилось. И вот он уже вполне может быть, хоть раз да на такой площадке уже и поиграл. А если нет, скоро она около его двора появится. Вот, надо, кстати, когда дефицит площадок схлынет, и все нужды Политбюро будет удовлетворены, похлопотать, чтобы в моем дворе такую вот площадку обязательно установили. Хотя нет, только после того, как моя мать забеременеет моим братом… Родится он у меня 5 октября 1974, значит, весной 1974 можно уже начинать аккуратно вторгаться в жизнь семейства… Я уже предвкушая, что придумаю, чтобы с собственной семьей познакомиться и получить возможность время от времени хоть как-то пересекаться…
Нет, я точно не хотел бы, чтобы меня турнули из группировки… Еще столько всего не сделано.
Именно поэтому, идя на встречу с Захаровым, думал прежде всего, как именно все эти моменты так изложить, чтобы ни в коем случае его не напугать.
Придумал, в принципе, и решил сразу же с этого вопроса и начать. Чтобы потом, пока будем про перспективы цеха на заводе «Полёт» говорить, Захаров мог над этим подумать и при необходимости всё, что ему будет любопытно, уточнить еще у меня. Лучше так, чем он потом сам будет думать что-то по этому поводу,
