ХТОНЬ. История одной общаги - Евгений ЧеширКо

событий, случившихся с ним, но оно не несло никакой эмоциональной окраски. «Тогда еще» не звучало как ностальгия или сожаление по лучшим временам. Оно служило лишь для обозначения временной черты, изменившей его жизнь. Я невольно позаимствовал у Мишани это выражение, и однажды я поймал себя на том, что использую его, когда рассказываю о чем-то, что было до переезда в общежитие. Тогда мне показалось это смешным и в то же время странным. Какими разными у людей бывают отправные точки – кто-то становится собственником жилья и сожалеет о том, что это не квартира, а всего лишь комната в общаге, а кто-то теряет кисть руки, остается без семьи, учится жить заново, но при этом никому не позволяет себя жалеть. Да, все люди действительно разные.

– Раньше оно как было? – продолжил рассказ Мишаня. – Все эти фастфуды вроде как для бедных придумывались. А сейчас там на горстку картошки фри цены не сложишь. А ну попробуй там прокормиться.

– Нет, Мишаня, это, наоборот, еда для слишком занятых.

– А бедные что, занятыми не бывают? Вот, кстати, странная штука – как послушаешь, так все одно твердят: «Чтобы быть успешным, надо пахать с утра до вечера». У нас полстраны так вкалывает, еще и по ночам подрабатывает, а из успехов только банка горошка по красному ценнику. Не клеится как-то. Ладно, проехали, – он махнул рукой с зажатой в пальцах картошкой, – а то Лужицкий сейчас от икоты дуба даст. В общем, любила моя жена этот горчичный соус, а мне больше нравился кисло-сладкий. Ну, не то чтобы прям нравился, но если выбирать из этих двух, то он не самый хреновый. Вот. Представляешь, мы даже ссорились с ней из-за этого соуса! Как-то раз зарплату дали, ну, думаю, порадую супругу – куплю ей этого хрючева по пути. Купил, пришел домой – вот, говорю, угощайся, любимая жена. Так она мне такую мозгопилку устроила по этому поводу… что ты… Ты, говорит, прекрасно знаешь, что я люблю горчичный соус, зачем ты купил кисло-сладкий? Ей, наверное, казалось, что я специально взял другой. Но скажи, дядь, разве это так важно? Я ей целую авоську еды притащил, а она этим соусом мне мозги… делает.

– Наверное, для нее это важно было, – пожал я плечами.

– Вот! Вот именно. И я тогда так подумал, а потом решил, что раз этот соус для нее настолько важен, то и хрен с ним, буду его покупать.

– Не пробовал два разных соуса заказывать? – хмыкнул я.

Мишаня посмотрел на меня огорченно-сочувствующим взглядом, как иногда смотрят на ребенка, который залез руками в содержимое своего горшка.

– Дело не в соусе, дядь. Дело в принципе!

Слово «принцип» он произнес так, будто бы оно обладало какой-то магической силой.

– Вот смотри. Я ей делаю большое добро – покупаю много еды. И маленькое «недобро» – приношу не тот соус. И что она делает? Вместо того чтобы сказать «спасибо» за добро, берет это малюсенькое «недобро», растягивает его до огромных размеров и возвращает мне в виде скандала. Портит мне настроение так, что кусок в горло не лезет. А потом знаешь что происходит? Она жрет. Дуется, но жрет. Вот такая женщина.

Мишаня рассказывал эту историю с таким энтузиазмом, что в какой-то момент я поймал себя на том, что пытаюсь вникнуть в его проблему и предложить какой-то вариант ее решения, будто бы ситуация разворачивалась прямо на моих глазах, а не когда-то в прошлом.

– Нет, ты правильно думаешь, на самом деле вся эта ситуация – херня полная, – заметив мой ироничный взгляд, кивнул он, – но… Ты когда-нибудь был женат?

– Пока нет.

– Вот. Поэтому тебе не понять, что вся семейная жизнь состоит из таких мелочей. Глобально – живут вместе два человека, детей рожают и воспитывают. В этом смысле все семьи одинаковые и сравнить их сложно. А отличаются они друг от друга как раз тем, как они все эти маленькие споры и конфликты решают.

– Как у Булгакова.

– А ты его откуда знаешь? – удивился Мишаня.

– Его все знают. Великий писатель.

– А… Я думал, ты про Серегу Булгакова – когда я на заводе работал, он начальником нашего цеха был. Так вот. Можно было и два разных соуса покупать, в этом я с тобой согласен, но проблема-то никуда не ушла бы, рано или поздно все равно всплыла. Купил бы я хлеб не такой или, к примеру, молоко другое – снова начался бы конфликт и снова бы все повторилось. В таких ситуациях нужно решение находить, чтобы пресекать ссоры в будущем. Вот я и решил пойти на уступки, сделать, так сказать, жест благородный, чтобы она его увидела, запомнила и, быть может, в другой раз, когда возник бы какой-нибудь спор, уже она уступила, а не я. Вот в этом была моя идея. Разве не справедливая?

– Вполне.

– Вот. Только не рабочая ни хрена. Ей хоть что делай… – Мишаня на секунду о чем-то задумался, а затем махнул рукой, будто бы отгоняя от себя ненужные мысли. – Смысл не в том, что моя жена такая была, это уже не изменить – каким человек народился, таким он всю жизнь и проживет. Смысл в том, что спустя полгода после того, как мы с ней разошлись, забрел я в этот Макдак, сделал заказ, забрал его на подносике. Сажусь, значит, за стол и вижу перед собой что? Правильно, горчичный соус! Я его по привычке сам заказал, оказывается.

Мишаня пристально смотрел на меня, видимо, ожидая какой-то бурной реакции, а я смотрел на него, ожидая продолжения рассказа. Но наши ожидания оказались напрасными.

– И что? – наконец выдавил я.

– А то, что добро бесконечно, а зло всегда заканчивается. Вот что. Получается, что я даже после развода где-то в уголке головы не переставал думать о том, как жене сделать лучше. Если бы думал о себе, купил бы кисло-сладкий соус. Такие дела.

Я бросил взгляд на голову Мишани – вдруг у нее, действительно, есть уголок, который я раньше не замечал, но голова была кругла и волосата.

– Ну, это да, – решил я ответить в его же стиле.

– Так что, дядь, хоть добро никому и не нужно, никто за него не поблагодарит и не оценит, но оно всегда побеждает, – ярко зафиналил Мишаня и скомкал упаковку из-под картошки.

Я уже давно доел свой гамбургер и ждал лишь окончания истории, чтобы покинуть комнату соусного философа и отправиться спать.

– Ну, наверное, так оно и есть, – я встал из-за стола. – Ладно, Мишань, пойду.