«Неправильный герой для сломанного мира» Книга первая: Свет и Тень - TamerlanKorolev
[Навык «Владение клинком» повысился до уровня 5!]
С каждой победой он чувствовал себя сильнее. Его тело отзывалось на команды быстрее, удары становились мощнее. Он уже не просто выживал — он доминировал. И всё это время Коготь Тени лежал в ножнах за спиной, холодный и безмолвный, словно спящий хищник.
Наконец, после одного особенно долгого и извилистого коридора, они вышли к огромной арке, ведущей в просторный зал. Оттуда веяло не просто холодом, а леденящей древней силой. Воздух вибрировал от низкого, размеренного грохота, напоминающего биение каменного сердца.
Ракун жестом остановил Динэю и краем глаза заглянул внутрь. То, что он увидел, заставило его отшатнуться.
В центре зала, медленно переминаясь с ноги на ногу, стояло существо, напоминающее мастодонта, слепленного из валунов и сталактитов. Его спина была покрыта кристаллическими шипами, а глаза сверкали тусклым красным светом. [Древний Хранитель Порога, Ур. 12. Опасность: Смертельная].
— Ну что ж, — тихо прошептал Ракун, отходя от входа и прислоняясь к стене. — Похоже, мы нашли местного «управляющего». И он явно не в духе. Делаем привал. Кушаем, пьём, приводим в порядок нервы. Потому что то, что ждёт нас там... это уже не разминка.
Он посмотрел на Динэю. Она была бледна, но кивнула, её глаза горели решимостью, а не страхом. Они оба понимали — легкая часть путешествия окончена. Впереди был настоящий бой.
Глава 13: Тихий привал и громкие мысли
Узкие тупиковые ответвление в скале, в паре десятков метров от зала с Хранителем, стал их временным убежищем. Ракун с помощью пары сухих щепок и искры от клинка развёл небольшой, почти интимный костёр. Пламя отбрасывало дрожащие тени на стены, борясь с всепроникающим мраком пещеры.
Они ужинали молча. Ракун разломил очередной медовый пряник пополам и молча протянул одну часть Динэе. Та приняла его с лёгкой, почти незаметной улыбкой. Воздух был наполнен не просто тишиной, а густым, тяжёлым раздумьем.
«Как, чёрт возьми, я это сделаю? — в голове Ракуна крутилась одна и та же карусель. — Войду туда, убью этого каменного увальня, а потом развернусь и скажу ей: «Всё в порядке, дорогая, я просто освободил его от страданий, посмотри, какой он теперь счастливый, лежит куском булыжника». Режиссёр, твой сценарий — дерьмо. Ты хочешь, чтобы я стал монстром в её глазах. И самое ужасное... я, кажется, готов им стать, лишь бы она была в безопасности. Но что будет с ней, если она увидит это? Увидит, как я использую тот... клинок?»
Его взгляд упал на ножны за спиной, где покоился Коготь Тени. Они казались сейчас тяжелее свинца.
«Он сражается не потому, что жаждет крови, — парировали его мрачные мысли другие, тихие, но настойчивые. — Он сражается, потому что должен. Каждый день этот мир бросает ему вызов, каждое существо видит в нём добычу или угрозу. Разве волка осуждают за то, что он рвёт оленя? Нет. Это его природа, его борьба за жизнь. Его жестокость... это щит. Бог не наказывает волка. Почему же он должен наказывать его? Может быть... его путь к искуплению лежит не через отказ от силы, а через её применение во имя защиты?»
Эта мысль была еретической. Она подрывала сами основы её веры, которая учила всепрощению и ненасилию. Но она казалась невероятно, пугающе логичной. Вера против логики. Догма против сострадания. Её душа разрывалась на части.
Ракун, видя её задумчивый и печальный вид, решил нарушить молчание.
— Эй, — тихо сказал он. — Всё будет в порядке. Я ведь не зря столько времени провёл, размахивая этой железкой, как флюгер в ураган. Мы справимся.
Она посмотрела на него, и в её изумрудных глазах он увидел не веру в Бога, а веру в него. Это было и потрясающе, и ужасно.
Она жестом ответила, её пальцы двигались медленно и уверенно: «Я тебе верю»
В этот момент из-за камня появилась маленькая, серая полевая мышь. Она была тощей и дрожала от холода пещеры. Осторожно пошевеливая усиками, она начала подбирать крошки, упавшие от их ужина.
Ракун, действуя на чистом рефлексе, потянулся к своему старому мечу. Привычка выживальщика: любая дичь — это еда. Но его взгляд скользнул на Динэю. Она смотрела на мышонка с таким трогательным, беззащитным умилением, что его рука сама собой опустилась.
«Чёрт, — мысленно выругался он. — Теперь я и мышей убить не могу, чтобы не расстроить святую. Совсем обабился.»
Вместо этого он отломил маленький кусочек от своего хлеба и, двигаясь очень плавно, бросил его мышонку. Тот испуганно дёрнулся, но потом, учуяв запах, жадно набросился на угощение.
Динэя наблюдала за этой сценой, и её сердце сжалось от тёплой, щемящей боли. Она видела, как его суровое, привыкшее к смерти лицо смягчилось. Как в его глазах, обычно полных сарказма и усталой ярости, мелькнуло что-то простое и человеческое — милосердие к малому и беззащитному.
«Вот он какой, настоящий, — думала она, глядя, как он наблюдает за трапезой мыши. — Не слуга тьмы, не орудие смерти. А человек, которого мир заставил стать волком. Но волк, способный поделиться своей добычей с тем, кто слабее. Разве это не более высокая форма добродетели?»
Она боялась этих мыслей. Они были опаснее любого монстра в этих пещерах. Потому что они заставляли её сомневаться не в нём, а в самой себе, в незыблемости своих догм. Но отогнать их было уже невозможно.
Ракун, закончив кормить мышь, поднял взгляд и встретился с её глазами. Он увидел в них не просто теплоту. Он увидел понимание. И что-то ещё, от чего по его спине пробежали мурашки, а сердце забилось чаще и громче, чем перед любой битвой.
— Ну что... — его голос вдруг стал хриплым, и он прокашлялся. — Пора. Наш каменный друг наверняка заждался.
Он встал, отряхивая крошки с колен. Динэя последовала его примеру. Они остановились, глядя в сторону зала с Хранителем. Вопросов больше не было. Была лишь тихая, обоюдная решимость идти до конца. Вместе. Несмотря ни на что. И эта связь была сильнее любого приказа Режиссёра и страшнее любого древнего духа.
Глава 14: Каменная ярость и стальная воля
Воздух в зале Хранителя был густым и тяжёлым, словно сама атмосфера здесь состояла из распылённого камня. Древний Хранитель Порога, мастодонт из камня и ярости, медленно повернул свою глыбистую голову. Его глаза, два тлеющих угля, зафиксировались на вошедших. Низкий гул, исходивший от него,
