Последний вольный - Виктор Волох
— Итак, как видите, — подытожил Варламов, — теперь у меня есть всё необходимое. С вашей помощью, конечно. Мы выдвигаемся через день-два, как только подготовим операцию и найдем Антиквара. До тех пор — считайте себя моим гостем.
Он встал и направился к другой двери, ведущей в глубь дома.
— Прошу за мной.
Я сунул Куб в карман куртки, чувствуя, как он оттягивает ткань, встал и пошел за Варламовым по длинному коридору, увешанному гобеленами. Мозг лихорадочно работал. Варламов знал про Куб с самого начала; его вопросы были проверкой на вшивость. Если бы я солгал, меня бы уже пытали.
Но у меня оставался один козырь. Смертельный козырь. Куб сработает только в руках Леси. Когда Варламов попытается открыть им Врата… его ждет очень неприятный сюрприз. И мне нужно сделать всё, чтобы в этот момент оказаться как можно дальше от эпицентра взрыва.
— Вам придется работать в одной упряжке с Ильей, — буднично сообщил Варламов, пока мы шли по коридору. — И еще с тремя специалистами.
— Дайте угадаю, — хмыкнул я. — Это случайно не Горелый, Хазад и та снежная королева?
— Именно так.
— Очаровательно.
— Я уверен, вы сможете преодолеть свои… разногласия. Ради общего дела.
— Мы с ними встретимся?
— Только с Дианой.
— А двое других?
— К сожалению, они оказались… менее сговорчивыми во время воспитательной беседы. И менее крепкими. К утру мои целители приведут их в товарный вид, но сейчас они не в форме. — Варламов тонко улыбнулся, и от этой улыбки повеяло холодком. — Однако, я уверен, вам с Дианой будет о чем поговорить. Но сначала, полагаю, необходимо повторное знакомство. Без масок.
Он толкнул тяжелую дубовую дверь.
Комната внутри была погружена в полумрак. Она показалась мне странно знакомой, и секунду спустя я понял почему: это была копия того кабинета в особняке Морозова, где меня принимал Левашов. Точно так же несколько кресел стояли перед огромным окном во всю стену.
Но мое внимание приковало не окно, а женщина, стоящая в центре комнаты.
Это была Диана. На ней было простое черное платье, но главное — не было маски. И на этот раз, глядя в её лицо, я точно знал, кто стоит передо мной.
Я застыл в дверном проеме, чувствуя, как прошлое, которое я так старательно закапывал, лезет наружу из могилы.
— Полагаю, вы двое знакомы? — мягко спросил Варламов.
Мы молча смотрели друг на друга.
— Что ж, — наконец прервал тишину Хозяин. — У меня есть один дисциплинарный вопрос, требующий внимания. Но перед этим позвольте прояснить: я не потерплю грызни внутри стаи. Вы оба теперь работаете на меня. Если вы окажетесь неспособны сотрудничать, один из вас или оба, будут заменены. И поверьте, замена будет болезненной. Это ясно?
Никто из нас не ответил.
— Я спросил: это ясно? — Варламов повысил тон.
— Да, — выдавил я.
Женщина напротив коротко кивнула.
— Вот и славно. И, пожалуйста, оставайтесь здесь, пока я не вернусь. Скоро поймете зачем.
Дверь за Варламовым щелкнула замком, и в комнате повисла тишина.
— Значит, это была ты, — наконец сказал я. Голос прозвучал хрипло.
Диана, хотя это было не её настоящее имя, заговорила впервые без искажающей магии маски.
— Ты даже не узнал меня, да? — В её голосе была горечь пополам с ядом.
— Если бы ты назвалась Ритой, я бы узнал.
Она резко отвернулась к окну.
— Этого имени больше нет. Рита сдохла в подвале.
Снова повисла тишина. Я смотрел на её спину, на напряженные плечи. Странное, гадкое чувство — видеть призрака спустя столько лет.
Когда я знал Риту, она была подростком — дерзкой, живой, вечно меняющейся. В лице этой женщины я всё еще мог угадать черты той девчонки, но теперь это была застывшая маска. Она была красивой, пугающе красивой, как мраморное надгробие, но слово «живая» к ней больше не подходило.
Нас было четверо тогда, у Воронова. «Вороны», как он нас называл. Я, Ярина, один парень по кличке Вихрь и Рита. Вихрь сгинул первым — не выдержал инициации. Ярина… сгорела. Судьбу Риты я не знал. Я был уверен, что она погибла во время разгрома усадьбы, когда я бежал. Я никогда не слышал о ней, и она не искала меня. Я похоронил её в своей памяти вместе с остальными ужасами.
До сегодняшнего дня.
— Зачем маска? — спросил я.
— Тебе не понять.
— И это так ты себя развлекала все эти годы? Охотой за головами?
— А ты, я слышала, лавочником заделался? — презрительно бросила она, не оборачиваясь. — Торгуешь амулетами для лохов?
Я пожал плечами. Не могу сказать, что мне нравится, когда «боевики» смотрят на меня как на грязь, но я привык.
— Лавочник или охотница… а в итоге мы оба в одной яме, Рита. Работаем на очередного упыря.
Она не ответила.
— Просто из любопытства, — продолжил я, подходя ближе, но соблюдая дистанцию. — Что ты собиралась сделать со мной и Лесей, если бы поймала нас? Реально?
— Всё, что захочу.
— Подражаешь нашему старому учителю? Воронов бы оценил.
Она развернулась так резко, что волосы хлестнули по воздуху. В глазах полыхнула ярость.
— Пошел ты! Мы тебя загнали! Ты никогда не мог меня победить на спаррингах, Курганов!
— Я и не пытался тебя победить, — тихо сказал я. — Я пытался выжить.
Рита издала звук, полный отвращения, и отошла в самый дальний угол комнаты, снова повернувшись спиной. Разговор был окончен, но воздух между нами искрил от напряжения.
Несмотря на агрессию в словах Риты, я не чувствовал никакой опасности. Без маски она казалась другим человеком. Я также понял, что она больше не будет отвечать на вопросы, поэтому я подошёл к одностороннему стеклу и изучил то, что было за ним.
Комната по ту сторону стекла была не просто подвалом — это был профессионально оборудованный застенок. Вдоль дальней стены стояли три узкие клетки-«стакана», обитые изнутри колючей проволокой — слишком низкие, чтобы встать, и слишком узкие, чтобы сесть. В углу притулилась классическая дыба, модернизированная лебедкой, и «стул ведьмы» с шипами. Но центральное место занимал массивный стальной стол с фиксаторами и сложной системой рун, вытравленных прямо на металле. Ремни были кожаными, потертыми, но смазанными. Готовыми к работе.
Хотя оборудование и внушало трепет, я не мог не заметить, что пыточная Варламова выглядела несколько… примитивно по сравнению с лабораториями Воронова. Мой бывший учитель был эстетом и перфекционистом. Он подбирал инструменты так, чтобы причинять максимальную боль, не оставляя физических




