С тобой и навсегда - Алексей Птица
— Да, да, хорошо, — Женевьева «отлипла» от юноши и, утирая на ходу слёзы платочком, направилась на выход. Уже возле самых дверей она резко обернулась и абсолютно другим голосом, строгим и в то же время очень тёплым, сказала.
— Фёдор, я завтра приду в это же время и хочу, чтобы ты меня ждал, как свою невесту, и ничего плохого не думал ни о себе, ни обо мне. Ты спас всю семью, мы все выжили, правда отец останется инвалидом, но его успели спасти благодаря тебе. Помолвка состоится в течение недели, как тебя выпишут, этот вопрос в отношении нас родителями решён окончательно! — и, не дожидаясь ответа, она развернулась и вышла, в предусмотрительно открытую ею дверь.
* * *
Пребывая в тяжёлом забытье, я словно очутился в совсем другом мире, в мире, где полно и страхов, и горя, и настоящего, а не придуманного сумасшествия. Это оказался мой мир, но изнаночный, мир моих страхов, огорчений и утрат. Мир без сновидений, но имеющий свои кошмары, что рождало моё подсознание. Я ходил по нему, не в силах выбраться из липких объятий, и в то же время смирившийся и уже и не пытающийся из них выбраться.
Может я и смог бы выйти из него самостоятельно, но только с напряжением всех моих душевных сил, что оказались подорваны гибелью Женевьевы, как я тогда думал. Я бы так и ходил по кругу, блуждая по болотам Хмари собственного подсознания, отбиваясь от орд пучеглазых и носатых тварей, если бы в него не постучались слезами.
Сначала на меня словно подул порыв чистого, насыщенного свежестью ветра, затем обдало горячими эмоциями, и я почувствовал, что ко мне обращаются, еле слышно, на грани невозможного, но обращаются всем сердцем, и моё ожесточившееся и отчаявшееся подсознание потянулось навстречу этому голосу.
Я и сам не понимал, что делаю, но меня с силой тянуло туда, вырывая с корнем из Хмари. Тяжело переступая ногами по вязкой, дурно пахнущей жиже, я упорно шёл вперёд, пока не обнаружил сушу с растущей на ней одинокой белой берёзой, что обрадовала меня своей светлой корой, с длинными, извилистыми чёрными дорожками.
Завидев берёзу, я ускорил свои шаги, и вот уже коснулся рукой её шершавой поверхности, но неожиданно для меня шершавая кора вдруг стала тёплой и нежной, а само дерево словно ожило и заговорило со мною.
Сначала я ничего не понимал, слушая шелест листьев, но чем больше вслушивался в нежное перешептывание листвы, тем больше вникал в её речь, пока не стал понимать всё. Береза говорила мне о любви, но и тон, и слова её, и голос исходили словно не от неё, а от Женевьевы, это она говорила со мною посредством берёзы.
Я отшатнулся, с удивлением оглядываясь, моргнул, и передо мной вдруг оказалась сама девушка в образе берёзы. Она звала меня за собой, и впереди стал открываться некий портал в солнечное пространство, но я не хотел туда идти, я не понимал, что это, и кто меня зовёт, но дерево уже окончательно сформировалось в девушку и настойчиво звало меня.
Видя, что я не решаюсь, она вдруг сказала.
— Фёдор, любимый, очнись, я люблю тебя! — от этих слов меня словно ударило электроразрядом, и я решился.
Мир Хмари схлопнулся и пропал, а я вдруг оказался в белой комнате, лежащий на постели, а возле меня, склонившись и держа в своих руках мою ладонь, сидела Женя.
«Да, это была она, я не мог ошибаться, но ведь её больше нет, я потерял её! Не может быть!» — мелькали у меня в голове глупые мысли. Женя вдруг подняла голову, её глаза встретились с моими, я вздрогнул, на меня смотрела красивыми голубыми глазами настоящая Женя.
— Я в раю? — прошептали мои губы.
— Нет, Федя, ты в больнице лежишь, и находился без сознания уже четвёртые сутки.
— Но тебя же убили бандиты, Женя?
— Нет, ты ошибся, я просто была в беспамятстве, меня пуля контузила и кожу рассекла, я упала и потеряла сознание, видишь, у меня пластырь на виске? — и она повернула к нему раненую голову.
— Вижу, но не верю, я в раю, просто в раю, а ты ангел, что принял обличье моей любви.
— Я живая! — и девушка, схватив мою руку, приложила её к своей груди, и я с трепетом и где-то даже с ужасом ощутил, что первый раз касаюсь девичей груди, и не просто посторонней девицы, а предмета своей любви, той, о которой мечтал днями и ночами. Грудь, пышная, упругая даже сквозь лиф, обожгла меня сквозь ткань своей невероятной податливостью и приятностью, и я очнулся, машинально при этом её сжав, и тут же отдёрнул руку.
А дальше на меня упали и стали заливать солёными слезами радости, обнимая за шею и прижимаясь всем телом, и я окончательно понял, что попал в рай, но не в неземной, а в обыкновенный. Туда, куда попадают все влюблённые, когда видят друг друга, ощущают друг друга и становятся одним целым: и днём, и ночью, наяву и во сне.
Я попытался обнять девушку, но силы изменили мне, а тут вошёл доктор и попросил её на выход. Уходя, Женевьева приказала мне держаться, и я согласился с ней одними глазами, после чего тут же провалился вновь в беспамятство. Очнулся я на следующий день, где-то перед самым обедом, и сразу наткнулся на внимательный взгляд дежурной медсестры, что сидела возле моей кровати.
— Барон, как вы себя чувствуете? — сразу отреагировала она, смотря на меня воистину изучающим взглядом холодных зеленоватых глаз.
— Я себя стал чувствовать, спасибо.
— Я, с вашего разрешения, позову доктора?
— Зовите, если это важно.
— Несомненно, это важно. Сию секунду! — медсестра быстро встала и, подойдя к стене, нажала на неизвестную кнопку, хотя я думал, что она просто выйдет из комнаты, но этого не случилось.
В ответ на нажатие не прозвучало ни трели звонка, ни чего-то ещё, поэтому я опять закрыл глаза, терпеливо ожидая, что произойдёт дальше. Доктор явился почти сразу, насколько я понял, ведь часов у меня на руке не
