По обе стороны чар - Сергей Николаевич Янин
Фонарик нещадно сжигал зарядку. Иван иногда выключал его, когда видел прямой участок дороги. Когда однажды он вновь включил фонарик, то осветил небольшую полянку и дом. Сначала Иван подумал, что дошёл наконец до Саши, но присмотревшись, увидел щербатые стены сеней и кедровый венок над входом.
– Да ладно?! – Иван зло плюнул на землю.
Весь его получасовой поход был впустую. Старик создал что-то вроде купола, который не выпустил его. Юноша в отчаянии скинул на землю рюкзак и сел на него, привалившись спиной к дому.
Небо просветлело. Где-то там, во внешнем мире, занимался рассвет.
***
После неудачного бегства Иван решил самостоятельно заняться своим обучением. Раз уж он оказался заперт в этом безмолвном дурдоме, то хотя бы не будет терять время в надежде, что препод когда-нибудь обратит на него внимание и поделится шаманской мудростью. Потому, пока Михаил Михайлович лешевал в лесах, Иван начал потаскивать книги. За пару дней он проштудировал брошюру шестидесятых годов о влиянии чародейского искусства на сознание мага, сборник статей о шаманском искусстве в период Великой Отечественной войны и практике шаманства в современном мире. Идеи в этой книге шли намного дальше того, с чем сталкивался Иван в академии, потому в один из дней решил обсудить прочитанное с Лешим. Тот, как обычно по вечерам, занимался символописанием, а Иван взял с полки книгу и спросил:
– …Учителя в академии относятся к магии несколько иначе, чем здесь написано.
– Они теоретики, – Леший отложил перо и закрыл тетрадь. – Им нужно научить вас основам тридцати видов магии за три года и выявить вашу предрасположенность. На большее просто нет времени. – Леший хмыкнул. – Я тебе больше скажу. Вспомни хоть одного теоретика, который бы добился звания «Чародей года»? Или может быть, кто-то из них входил в совет «Магус ультима»?
Иван перебрал в голове известных русских чародеев – ни один из них не подошёл для контраргумента.
– Преподаватели всю жизнь тратят на повторение одних и тех же знаний. Когда ты молод, у тебя ещё есть силы и желание развивать свой талант вглубь. Читать книги, искать материалы, практиковать ритуалы, но со временем и тебя поглощает рутина. Ты словно надеваешь любимые старые штаны – протёртые, с худыми карманами, но такие удобные…
– Зато они живут в городах и общаются с другими чародеями.
– Многие практики тоже живут в городах, – тут же возразил Леший. – Но в городе слишком много развлечений. Меньше времени на исследования.
– И мы могли бы…
– Духов прогоняет суета города, а мы без них – слепые котята.
Иван вздохнул и невольно кинул взгляд на походный рюкзак, в котором лежали две мёртвых «банки» и выключенный телефон.
– В городе есть шанс жить нормальной, полноценной жизнью.
– А здесь – совершенствоваться в чародейском искусстве. Неужели этого мало?
Они смотрели друг на друга пару секунд, а потом Иван отвёл взгляд.
– Почему вы всё время называете магию искусством? Ведь есть же фундаментальные основы, законы, которые нельзя нарушать. Этим магия больше похожа на науку…
– Вот! В этом основное заблуждение теоретиков! – возразил Леший. – Чародейство – это не слепой набор формул и правил, а тонкое и подвижное искусство, овладение которым занимает годы, десятилетия. Ты можешь всю жизнь проводить сложнейшие обряды по призыву духов леса, но в общем смысле ты будешь видеть не больше, чем человек, который смотрит на улицу через форточку. А формулы повесят на эту форточку рыболовную сеть.
– И никаких правил не существует? Колдуй себе, сколько влезет, и ни о чём не беспокойся? – удивился Иван.
– Конечно, нет. Три закона магии никто не отменял, если, конечно, не хочешь закончить жизнь в эфирном кубе или свинцовом гробу. Я лишь пытаюсь сказать, что рамки ограничивают твою волю. Не позволяют твоему таланту выйти за пределы камеры с маленькой форточкой под потолком.
Иван пожал плечами.
– В современном чародейском сообществе это непопулярное мнение, знаю, – продолжил преподаватель. – Легко стать безумным учёным, который готов пожертвовать всем ради расшифровки законов мироздания, но, поверь мне, Иван, только мечтатели расширяют горизонты. Даже если для этого придётся пожертвовать привычной жизнью, семьёй и даже здоровьем.
Иван отвернулся к окошку. Та убеждённость, с которой говорил Михаил Михайлович, была ему не близка. Он относился к шаманизму, как к работе, которую придётся делать до конца жизни. Но превращать её в смысл жизни? Иван явно на это не рассчитывал.
***
У природы особый голос и особое чувство ритма. Проходя сквозь узкие отверстия или горлышко бутылки под определённым углом, ветер способен подражать духовому инструменту. И если послушать эту мелодию долгое время, можно ощутить природу на другом – чувственном уровне. Но этим вечером у природы было скверное настроение, и она играла хард-рок: дождь был на барабанах, гром занимался перкуссией, а ветер, как водится, отвечал за вокал.
Иван сидел за столом и озирался на каждый стон крыши. Михаил Михайлович будто и не замечал ничего – ловко и непринуждённо чистил картошку большим охотничьим ножом.
– Крыша-то выдержит? – несмело спросил Иван.
– Выдержит, а твоя? – препод долго, не мигая, посмотрел на Ивана и бросил картофелину в котелок.
«Вот же скот!» – выругался в мыслях Иван.
За последние несколько дней отношения между шаманом и юношей несколько потеплели. То ли преподаватель заметил тягу ученика к знаниям, то ли потому что Иван старался исполнять все поручения и не сильно мешался под ногами. Кроме того, он стал чаще гулять. Погода, правда, не позволяла уходить далеко – на Урал обрушились дожди, а с ними и шквалистый ветер, поминутно терзавший кроны деревьев. Вот и сейчас он налетел пуще прежнего: перекрытия заныли, окна задрожали. Банки на полках застучали невидимыми зубами.
Внутри избушки действовали особые законы мироздания: зайдя внутрь, человек словно уменьшался в размерах. Снаружи она выглядела, как небольшая землянка с покосившейся крышей. Но внутри казалось более чем вместительной: зал-кухня с традиционной русской печью, две прилегающие к ней комнаты для учеников, кладовка у второго выхода, в которой хозяин дома держал инструменты и два больших медных котла. По бокам от печи висели ящики и полки. Как объяснил Леший, слева он хранил съедобные припасы, справа – ингредиенты для опытов. На протянутых по стенам верёвках висели веники засушенных трав. Гербологию Иван знал на «отлично», но некоторые травы он видел впервые. Обязательным атрибутом каждой комнаты был ловец снов. Они были развешены над входными дверьми и каждой кроватью. Михаил Михайлович мастерил их в своей спальне, выплетая из ниток неповторимые разноцветные узоры.
– И часто у вас такое? – Иван попытался
