Духи Минска - Екатерина Стрингель
– Здрасте, вам кого? – На лице парня не отразилось ни единой эмоции.
– Добрый день. – Настя безобидно улыбнулась. – Меня зовут Настя, я ищу Анну Николаевну, она здесь прописана.
– Ее нет дома – бабушка и дедушка на все лето уезжают на дачу. А вы по какому вопросу? – Парень начал нетерпеливо оглядываться в комнату, откуда доносились звуки стрельбы в компьютерной игре.
– Мне бы поговорить с ней, хочу интервью взять. – Версия с журналисткой показалась Насте вполне рабочей.
– У нее? – Парень сложил руки на груди, его правая бровь вскинулась вверх. – С каких пор интервью берут у пенсионеров? До пенсии она работала обычной швеей.
– Я из журнала «Рукодельница», – не растерялась Настя. – Ваша бабушка очень талантливая швея, в своих кругах ее очень ценили. Мы решили сделать с ней интервью на тему советов и напутствий начинающим швеям. Люди очень любят читать о личном опыте в разных сферах.
«Дорогая, да в тебе все это время пропадала талантливая лгунья. Ладно, это все ради Паши. Эта ложь во благо, она не может быть очень плохой!»
– Вот оно что – эти ваши женские штучки. – Парень опустил руки и снова неторопливо начал оглядываться на монитор компьютера. – Вы можете съездить к нам на дачу: если она не занята плантациями огурцов, пообщается с вами. Это недалеко от города, туда часто ездят электрички.
Настя поблагодарила его и отправилась на дачу к Анне Николаевне по инструкции, наспех набросанной парнем на тетрадном листе. Пока она ехала в автобусе до станции, над городом начали сгущаться тучи. А когда села в электричку, небо потемнело, и стало очень душно. В электричке стояла такая же жара, как и в поезде. Вот только вместо проводников с чаем ходили контролеры, проверяя билеты. Но, в отличие от столичных пассажиров автобусов, люди оказались более ответственные: никто не хотел выпрыгивать в поле или платить большой штраф.
Проехать на электричке требовалось всего одну остановку, и Настя вышла на станции Аульс. Дальше пошла по схеме на листике, предстояло идти около двух километров через лес.
«Теперь понятно, почему его бабуля и дедуля уезжают на дачу на целое лето. В их возрасте часто не находишься от станции до дома».
Небо все сильнее затягивалось тучами, в воздухе витал запах надвигающейся бури. Пропали насекомые и птицы, наступившую тишину нарушали лишь раскаты грома и шелест деревьев. Когда небо осветилось молнией, Настя перешла на бег. Начал сильно болеть бок, но останавливаться было нельзя.
Когда Настя выбежала из леса к деревне, с неба начали падать редкие и крупные капли. Дождь стремительно превращался в ливень. Несмотря на боль, Настя ускорилась и побежала в глубь деревни. Капли падали все чаще и чаще, одежда стала мокрой и неприятной на ощупь, в воздухе витали запахи мокрой земли и цветов.
Пряча лист со схемой в рюкзак, она нашла нужный дом. За невысоким деревянным забором открывался вид на огород и теплицы. За ними стоял маленький домик, обшитый сайдингом, по крыше из бордовой черепицы стекали струйки воды, из трубы шел густой дым. Во дворе никого, калитка была закрыта. Настя вспомнила, что у ее бабушки была такая же и закрывалась она изнутри. Она перекинула руку через верх и сняла крючок с защелки. Дверь поддалась и распахнулась во двор.
Мокрая насквозь, Настя стояла на пороге дома и упорно стучала в дверь. В доме горел свет, но никто не реагировал на стук.
«Если никто не откроет, пойду пережидать ливень в теплицу. Там сухо и есть еда».
Настя уже представила, как в теплице срывает с ветки спелый огурец и надкусывает грубую кожуру, но дверь распахнулась. На пороге стоял пожилой мужчина со скалкой в руке. Вид у него был воинственный, но, когда он увидел промокшую Настю, тут же опустил «оружие».
– А я уж подумал, воры стучатся, – сказал он низким, хрипловатым голосом. Мужчина был в старом синем свитере, трениках и сланцах. – Заходи внутрь, не мокни. Ты к кому?
Настю начало трясти от холода и волнения. Она вошла внутрь, в доме царила советская обстановка: старый сервант, деревянные кресла, пузатый телевизор, прикрытый вязаной салфеткой, на полу и стенах – разноцветные ковры с оленями, но все было чистым и аккуратным. В проходе появилась худощавая старушка с добрыми карими глазами и морщинистыми руками, от нее веяло теплом и заботой. На шее старушки висел цветной фартук, а в руках она держала черпак. Копну седых волос скрывала черная бандана с надписью «Metallica», повязанная как платок.
«Кажется, я пришла по адресу. Бабуля явно не в курсе, что это аксессуар ее внука для неформального стиля в одежде».
– Здравствуйте, Анна Николаевна, я к вам: ваш внук дал этот адрес, – выдавила из себя Настя, пытаясь унять дрожь во всем теле. – Я хотела найти вас в Гродно, но в квартире был только он. Я журналистка из газеты «Рукодельница», приехала сделать интервью насчет вашего огромного опыта работы швеей.
Настя старалась говорить спокойно и уверенно, но ее слишком сильно трясло и получалось не слишком убедительно.
– Ох, дитя ты горькое, пойдем, сначала согреешься, а потом говорить будем. – Бабуля всплеснула руками и пошла в комнату. – Иди за мной, дам тебе сухую одежду. Федя, завари нам чаю.
Старик кивнул и пошел на кухню. Анна Николаевна повела Настю в дальнюю комнату с большим шкафом. Старушка достала оттуда черную толстовку, штаны и протянула Насте. Одежда была сильно поношенной, но от нее пахло свежестью. На майке было написано «The Prodigy» и нарисован большой паук в круге.
«До Metallica внучек, видимо, слушал группу The Prodigy. Но сейчас мне все равно, что он слушал, лишь бы эта вещь была сухой и теплой».
Анна Николаевна дала Насте полотенце, чтобы вытереть мокрые руки, лицо и волосы, и плед, сшитый из вязаных кусочков. Когда они пришли на кухню, на столе уже стоял красный самовар с узором в белый горошек, чашки и банка варенья. Настя начала согреваться, сидя завернувшись в плед и попивая чай с малиновым вареньем. За окном шел ливень, вода сплошным потоком стекала по окнам, где‐то вдалеке сверкали молнии и гремел гром.
– Вот теперь рассказывай, чего вдруг к нам пожаловала? – Бабуля села напротив и деловито посмотрела Насте в глаза. – Про журналистку можешь даже не начинать: не поверю я, что журналисты поедут в такую глушь ради меня. В городе полно других швей на пенсии.
«А она куда проницательнее, чем другие. Но не буду же я рассказывать ей правду.
