По ту сторону огня - Ева Вишнева
– Все в порядке, он не пострадал. Пара крупных царапин, множество мелких. Сможешь дойти до моего кабинета и подождать? Я сейчас быстренько со всем разберусь и приду.
Я кивнула. Правда, добраться до кабинета Алана не смогла: едва войдя в библиотеку, я упала в первое попавшееся кресло, свернулась калачиком. Закрыла глаза и очень удивилась, провалившись ногой в зыбкую почву. Земля дрожала, намереваясь меня поглотить, где-то в ее толще копошились черви. Я вздрогнула и открыла глаза, села, разминая затекшую руку. Плед сполз с груди.
Плед? Кажется, я ненадолго заснула.
– Ты, оказывается, боишься змей? – Алан приблизился, поставил на подлокотник чашку. Над поверхностью клубился дымок.
– Очень. И летучих мышей тоже.
Алан вздохнул:
– Ладно. Пей чай, потом поедем домой, в поместье. Хорошо, что завтра выходной.
Он потянулся, сонно потер глаза. Эта картина, умиротворенно-обыденная, казалась совершенно неправильной.
– Сперва объясни мне все.
Алан тяжело вздохнул:
– Я совершил ошибку. Не нужно было красть мальчишку, чтобы дедушка смог с ним увидеться.
– Что?
– Господин Бертольд – тот пожилой мужчина, с которым мы встретились у Авроры. Его дети погибли, несчастный случай. Остался только внук, но он… почти необучаем. Его дар – угадывать чужие страхи, и он слишком силен. Бедняга Руди пугает людей их собственными кошмарами, и ничего с этим не может поделать. В прошлом году он довел до сумасшествия воспитательницу, женщина до сих пор лечится…
– Ничего себе! – Я почувствовала, как спина становится липкой от выступившего пота. – Боги, зачем ты притащил его к Авроре?
– Бертольд неоднократно просил о встрече, но Фернвальд не позволял. И тогда старик принялся изматывать меня. Нашел, понимаешь, слабое звено. Ну, я не выдержал. – Алан нервно провел рукой по волосам. – Руди получает специальные средства, они делают его почти нормальным. Только вялым из-за больших доз. Ну, я и решил, что ничего страшного не произойдет, если разок позволю дедушке увидеться с внуком. Вот только в академию сложно провести постороннего: слишком много охранных амулетов. Тайно вывести ребенка оказалось куда проще…
Я вспомнила забор, белые домики с решетками на окнах, боль в висках.
– И Аврора согласилась принять таких гостей?
– Она не знала. Личности особенных детей не разглашаются. А Бертольд и вовсе скрывает, что у него есть внук. Он представил мальчика как далекого родственника, за которым попросили приглядеть. И ведь все почти получилось! Но Руди вырвался, едва мы подошли к закрытой части. Не сумев его найти, я пришел в ужас и отправил тебе записку.
Алан замолчал, отведя взгляд. После длинной паузы он неуверенно произнес:
– Ты ведь не скажешь дяде о произошедшем?
– Разрушенный музыкальный зал. Как мы это объясним?
– Ну так Руди здесь ни при чем. Зал разрушила ты.
Я опешила. Усмехнувшись, Алан пояснил:
– Ты разве еще не поняла? Твой ветер разбил окна, устроил погром.
– Мой ветер?..
– Да. Твой дар.
Я едва не опрокинула на себя чашку с кипятком.
– Это невозможно!
– Почему же? Вечером, в саду Авроры, твой фонарь взлетел, потому что ты этого захотела. А теперь, защищаясь, ты призвала на помощь ветер. До этого тоже были моменты, которые мы списывали на сквозняк, не желая углубляться в причины и следствия. Но теперь наконец все ясно. Фернвальд обрадуется, узнав, что настойки подействовали.
Настойки. Чернильная вязь, рисунок растения. Я спросила с робкой надеждой:
– Если это и правда дар, мне больше не придется пить настойки?
Алан задумался.
– Боюсь, придется. Но ровно до тех пор, пока не освоишься, не войдешь в полную силу, научишься пользоваться.
– Сколько времени это займет?
– Зависит только от тебя. От способностей и старания. – Алан зевнул, прикрыв рот ладонью. А затем вдруг приблизился ко мне, крепко обнял. Я почувствовала, как его дыхание щекочет кожу на затылке. – Все обязательно будет хорошо. Я помогу тебе, поддержу.
Сердце гулко забилось. Очень медленно я подняла руки, сомкнула на спине Алана.
– И по поводу зала не беспокойся. Фернвальд обрадуется твоему дару, поэтому не будет ругать. Знай, ты всегда можешь на меня положиться, рассказать, что тебя беспокоит, – и он добавил после небольшой заминки: – Мы ведь друзья.
В карете было темно. Свет фонарей размазывался по стеклу, по полупрозрачной занавеске.
Я почувствовала, что исчезаю, становлюсь частью тьмы. И эти светлые пятна, бившие по глазам каждый раз, когда карета проезжала мимо очередного фонаря, – гнилушки, которые я зажигаю, чтобы заманить в свои сети заблудившихся путников.
Огонек сияет вдали, манит мечтой о доме, и человек бросается ему навстречу. Бежит, не разбирая дороги, раня руки и ноги о корявые ветви, спотыкается и падает в грязь, чтобы тут же подняться и помчаться дальше. А огоньки все отдаляются и отдаляются.
Капкан захлопывается в конце пути – когда кажется, что еще чуть-чуть, и в кромешной тьме проступят очертания дома со свечой за окошком. Мошка попадает в сети.
О, я хитра и уродлива. Я стара как мир, и жадность моя больше, чем жадность всех ростовщиков на свете. Я черна и смотрю на несчастных глазами голодного зверя. Когда попавший в ловушку путник ловит мой взгляд, он сходит с ума. И тогда я припадаю губами к бьющейся на шее жилке, прокусываю кожу и жадно пью кровь – до тех пор, пока мои седые волосы не превратятся в роскошные черные кудри. До тех пор, пока лицо не разгладится и пока губы мои не станут алыми, как сок самых спелых ягод.
Алан сидел передо мной в карете и молчал, и я вдруг представила, что это он заблудился в лесу и попал к чудовищу.
– Отпусти меня. Далеко-далеко отсюда живет девушка, к которой я хочу вернуться.
– Знаю, мой агнец, – ответила бы тьма. – У этой девушки светлые локоны и синие глаза. Она очень мила; когда смеется, невозможно не улыбнуться в ответ. У нее есть муж, дочь, поклонники и прислуга. Роскошное поместье с садом, где играют в прятки. Ты ей не нужен. Так куда тебе возвращаться?
– Нет, – ответит Алан, – ты описала не ту. У женщины, которую я люблю, глаза вовсе не синие, а серые, волосы длинные и темно-русые. У нее есть замок, но там ее зовут «кукушонком». Кроме этого, у нее нет ничего, даже дара. И нет ни одного друга, кроме меня. Поэтому я должен вернуться.
Тьма засмеется
