Встретимся вчера - Сара Сук

– Сегодня было здорово. Спасибо за компанию.

Он наклоняет голову набок:

– Да? А ты уверена, что все нормально? Ты какая-то… грустная.

Я качаю головой:

– Все хорошо.

Он глядит недоверчиво:

– Это как когда мой брат говорит, что все хорошо.

– А ты что, ему не веришь, когда он так говорит?

– Да с ним постоянно что-то приключается.

– А со мной нет, – говорю я. Мне действительно было хорошо с ним, и я не хочу его расстраивать своим мрачным видом. Мы заходим на платформу, и я показываю вправо: – Мне туда.

– А мне обратно, – говорит он.

Мы слышим короткий музыкальный сигнал, предупреждающий о приближении его поезда.

– Посмотришь, что я нарисовал? – спрашивает он торопливо.

Киваю. Он открывает скетчбук, а там – целая страница цветов. Все, какие мы видели, под разными углами; одни элегантно заштрихованы, другие небрежно нацарапаны, третьи нарисованы одним длинным росчерком без единого отрыва ручки от страницы. Это прекрасно, словно сад, перенесенный в скетчбук. А посреди страницы один-единственный настоящий цветок – крошечная веточка незабудки.

– Она выпала из какого-то букета, пока я рисовал, – говорит Чун Хо. Он вынимает ее из скетчбука и протягивает мне с улыбкой. – Я поднял ее с пола. Она почти как новенькая, но в конце дня ее бы смели и выбросили, а я решил спасти ее от бесславной гибели.

– И ты отдаешь ее мне?

– Именно. Я щедр. Говорят, это твой любимый цветок.

Я аккуратно беру веточку кончиками пальцев:

– Это правда. Спасибо. Она прелестна.

– И мне так показалось. – Он смотрит на меня и улыбается.

Я тоже улыбаюсь, щеки теплеют.

– Твой поезд вот-вот уйдет.

– Ой, да! – Чун Хо бросает взгляд на открытые двери поезда и пятится по направлению к ним. – Увидимся, да? – машет он мне.

Я смеюсь:

– Смотри под ноги!

Двери захлопываются в тот миг, когда Чун Хо заходит внутрь. Он, отшатнувшись, натыкается на какого-то пассажира. Просит прощения низким наклоном головы, а потом улыбается мне в окно и машет, пока поезд не уносит его прочь.

Я намереваюсь провести остаток дня дома, чтобы прийти в себя после разочарования в цветочном магазинчике. Но не тут-то было: вернувшаяся с работы комо зовет меня вместе сходить на местный рынок. И я иду.

Как приятно отвлечься! На рынке полно народу. Как и в Мёндоне, здесь множество запахов, которые соревнуются за мое внимание: рыбный дух сушеных анчоусов, сладкий аромат клубники (сейчас как раз сезон), восхитительный запах чего-то, жаренного во фритюре, слева от меня. Рынок – это непрерывное движение, буйство красок и перебор эмоций.

Я, как дитя, цепляюсь за рубашку идущей впереди комо и очень стараюсь не исчезнуть. После похода в цветочный магазин я в растрепанных чувствах, а ведь стресс повышает риск исчезновения. Комо знает о моем синдроме, но своими глазами никогда такого не видела. Если я здесь исчезну, она, надо думать, будет ужасно волноваться.

Если я здесь исчезну, то потом, наверное, свалюсь кому-то прямо на голову, и его покупки разлетятся в разные стороны.

Если я здесь исчезну…

– Здесь! – Комо резко останавливается перед киоском, где продаются ттокпокки. – Давай-ка перекусим. Ты ведь ешь острое?

Мои ноздри наполняет запах острых жареных брусочков рисового теста, густо покрытых соусом. Рынок гудит вокруг меня. Люди кричат и смеются, скрипят колеса тележек. А я все еще здесь. Я выдыхаю.

– Обожаю острое, – говорю я.

– Славно, потому что здесь самые вкусные ттокпокки, мои любимые, – говорит комо.

Она заказывает две порции, и мы садимся у прилавка, отодвигая пластиковые стулья.

Я молча наблюдаю за кипучей жизнью рынка.

– Комо, ты не знаешь, мои родители в юности часто сюда ходили? – спрашиваю я.

Теперь, когда выяснилось, что аппа и мама начали встречаться в старших классах, я готова поспорить, что комо может ответить на некоторые мои вопросы. В конце концов, отношения родителей развивались у нее на глазах. Возможно, от нее мне удастся получить какие-то зацепки, и я пойму, как действовать дальше, и перестану зацикливаться на цветочном магазине.

– Еще бы, – отвечает она беззаботно. – Твои родители обожали такие рынки. Они были совсем юны, когда стали встречаться, и деньги у них не особо водились. Так вот, твой папа пытался покорить твою маму, угощая ее дешевым рыночным стритфудом!

Она смеется, а я хватаюсь за каждое ее слово. Продолжаю расспросы:

– А что еще они любили делать?

– Ну… Так-так. Я мало что помню. У меня отложилось, что твоя мама любила реку Хан, и папа иногда катал ее на катамаране. Там такие можно взять напрокат.

Катамараны на реке Хан. Заношу это в память, пока хозяйка киоска ставит перед нами две тарелки дымящихся ттокпокки, салфетки и зубочистки.

– Мани мого[13], Эйми, – говорит комо, похлопывая меня по спине. Но меня уговаривать не надо. Блюдо выглядит сказочно. Комо протыкает один рисовый брусочек зубочисткой и отправляет в рот. – Ай, ттыгово!

Я дую на ттокпокки – пар завивается в колечки. Решаюсь попробовать. Еще очень горячо, но так вкусно! Я глотаю и тщательно продумываю продолжение разговора.

– Мистер Ким говорил, что родители начали встречаться в старших классах.

– Так и было. – Комо качает головой. – Я поражена тем, что Ким Сон Мин приехал в город и пригласил тебя на обед, а мне даже не позвонил. Уж я сказала ему по телефону пару ласковых. «А еще друг называется», – так и сказала. Теперь он мне должен два обеда.

Я смеюсь, но потом затихаю и опускаю глаза на тарелку.

– Получается, они долго были вместе, да? Ну, мои родители.

– Да. Жаль, что все так закончилось. – Комо вздыхает, качает головой и глядит на меня с сочувственной улыбкой. – Конечно, не мне это говорить. Это твоя история. Тебе столько всего пришлось пережить.

Я не знаю, что сказать. У меня внезапно встает ком в горле.

– А ты знаешь, – спрашиваю я, откладывая зубочистку, – почему она ушла?

Комо вновь качает головой:

– Только в общих чертах. Но тебе надо услышать это от отца, а не от меня. Это было бы неправильно.

Значит, аппа точно знает больше, чем рассказывал. Я мысленно вздыхаю. Как объяснить комо, что мой шанс напрямую услышать это от папы стремится к нулю?

– Я не знала твою маму близко, – продолжает комо. – Наше общение было поверхностным – дальше приветствий не заходило. Может, мне стоило приложить больше усилий, но между нами всегда была дистанция, как будто она жила за стеной, сквозь которую мне было не пройти. А твой папа посвятил свою жизнь попыткам преодолеть эту стену, если