Дворецкий для монстров - Анастасия Волгина

Пункт второй, самый главный: вещий сон.

Вот это уже ни в какие ворота не лезет. Я ЗНАЛ, что будет на рынке. ЗНАЛ про эту Аграфену. ЗНАЛ про мешочек. ЗНАЛ, что на левой дороге болото, из которого полезут эти… лианы. Откуда? Во сне. В подробностях.

Объяснения крутились в голове, одно нелепее другого. Совпадение? Слишком уж много совпадений. Подсознание, сложившее пазл из обрывков разговоров? Но я сегодня впервые услышал про «Берендеев торг» и про Аграфену только из уст Степана в машине! Интуиция? Солдатское чутье? Оно может подсказать, где засада, а не что тебе подсунут на рынке пульсирующий мешочек с зубастыми семенами.

Значит… нет. Не значит. Этого не может быть. Значит, я… я чего, сам того не зная, всё это спланировал? Предугадал? Или у меня… крыша поехала окончательно, и я сейчас нахожусь в какой-то сложной галлюцинации, а на самом деле лежу в психушке и мне колют галоперидол?

Я с силой ткнул пальцем в колючку у себя в ухе. Резкая, ясная боль вновь пронзила череп. Нет, боль реальна. Значит, я здесь. И всё это происходит наяву.

«Нечисть… — с горькой усмешкой подумал я. — Вот до чего додумался. Вампиры, оборотни, вещие сны. Геннадий Аркадьевич, тебе надо не чай с ромашкой пить, а к психиатру записываться. Срочно».

Но тогда как объяснить Степана? Его силу, когда он рвал те лианы? Его… наследственную желтизну в глазах, которая мелькала сегодня лишь на секунду, когда он смотрел на болото? Как объяснить дом, который меняет геометрию? Зеркала, в которых живут хамы? Девочку, которая говорит о «Сумраке» как о соседней комнате?

«Можно всё объяснить, — упрямо твердил я сам себе. — Шарлатанство. Гипноз. Массовая истерия, которой я поддался. Передовые технологии, которые кажутся магией. Да та же наноробототехника! Может, эти колючки — не колючки, а микроскопические дроны с ИИ? Может, этот дом — один большой проект какого-нибудь безумного ученого?»

Но чем больше я пытался выстроить логичную цепочку, тем более хлипкой и нелепой она казалась. Окружающий мир упрямо не желал втискиваться в рамки моего прежнего, армейского мировоззрения.

Я вспомнил лицо Степана в машине. Не маска монстра, а усталое, человеческое лицо со своими заботами. Вспомнил, как Маруся, эта странная, не по-детски серьезная девочка, беспокоилась о кактусе: «Он просто боится». Вспомнил одобрительную улыбку Маргариты Павловны. Они не вели себя как исчадия ада из фильмов ужасов. Они вели себя как… люди. Очень, очень странные люди. Со своими правилами, своей наукой, которая для меня пока что неотличима от бреда сумасшедшего.

И этот вещий сон… Если отбросить панику, то что это было? Не угроза. Не попытка запугать. Это было… руководство к действию. Памятка. Предупреждение. Кто-то или что-то дало мне шанс избежать ошибки. Помогло.

Разве стал бы настоящий монстр так помогать?

Я оттолкнулся от стены и побрел по коридору в сторону своей комнаты, чтобы наконец снять эту колючую униформу и умыться. В голове, несмотря на все попытки сопротивления, медленно вызревала крамольная мысль.

А что, если нечисть — это не про вампиров и оборотней? Что если это просто другое слово для тех, кто живет по иным, непонятным мне законам? Для тех, кого моя «нормальная» реальность отвергает и боится? И этот дом… эта семья… они не монстры. Они — другие. И их мир, их «ботаника» и их «наука» просто включают в себя то, что я привык считать невозможным.

Я добрался до своей комнаты, запер дверь и начал снимать куртку.

«Конечно, все это брехня, — снова попытался я убедить себя, разглядывая камушек. — Растения — это ботаника. Сны — это работа мозга. А Степан… у него просто глаза такие. Бывает. Наука еще не все знает».

Но теперь эти мысли звучали уже не как убежденная уверенность, а как последний бастион, который вот-вот падет. И от этого было одновременно и страшно, и… черт возьми, любопытно.

И похоже, мне придется с этим жить. Приказ есть приказ. Даже если этот приказ отдаёт реальность, сошедшая с ума.

Что ж, Геннадий Аркадьевич, посмотрим, кто кого здесь выдрессирует.

Третий вариант пока не просматривался. Но я его поищу.

Глава 5

«Вот видишь, Геннадий Аркадьевич, — промелькнула в голове успокоительная мысль. — Привыкаешь. Рутина и дисциплина — лучшее лекарство от любой чертовщины».

Я сбросил одеяло и приступил к своему привычному двадцатиминутному комплексу упражнений. Мышцы приятно ныли, суставы щелкали, возвращая тело в знакомое, подконтрольное состояние. Раз-два, вдох-выдох. Никакой магии, только физика.

Затем последовал контрастный душ. Ледяные струи обжигали кожу, смывая остатки сна и притупляя едва уловимый зуд от вчерашних уколов. Я тщательно натер мазью, которую дала Маргарита Павловна, места, куда дотянулись колючки — лоб, шею и, самое неприятное, мочку уха. Зуд, надо отдать должное, действительно прошел, и чесаться на «древнескандинавском», чем бы он ни был, мне не хотелось.

Я уже собирался облачаться в униформу, как мой взгляд упал на дверцу шкафа. Массивная, дубовая, с бронзовой ручкой. Она была приоткрыта. Пусть на сантиметр, но приоткрыта. Я нахмурился. Точно помнил, что вчера закрыл ее наглухо. Возможно, просто не дожал. Или сквозняк. В этом доме со сквозняками творилось что-то неладное — они были какими-то избирательными, гуляя только там, где им вздумается.

Я потянул за ручку. Дверь со скрипом отворилась, и я замер.

В шкафу, среди моей аккуратно развешанной униформы, сидел… человек. Невысокий, щуплый, одетый в нелепый, немыслимо пестрый костюм: жилетка в ромбик, клетчатые брюки и шейный платок ядовито-оранжевого цвета. Его усыпанное веснушками лицо выражало крайнюю степень сосредоточенности, а в руках он держал маленький витиеватый замок, который, судя по всему, пытался вскрыть при помощи двух скрепок.

Мозг, уже отчасти привыкший к аномалиям, на секунду отказался обрабатывать информацию. Я протер глаза. Картина не изменилась. В моем личном шкафу сидел незнакомец и что-то ковырял.

Первой реакцией, вбитой годами службы, была ярость от вторжения в личное пространство.

— Что, позвольте спросить, вы делаете в моем шкафу? — прозвучал мой голос, низкий и ровный, каким я когда-то отдавал приказы.

Незнакомец вздрогнул, уронил скрепки и, не оборачиваясь, махнул рукой.

— Да тише ты, — прошипел он. — Сейчас, почти готово…

Это было уже слишком. Наглость, с которой он расположился в моем гардеробе, переполнила чашу терпения.

— Я вынужден попросить вас немедленно покинуть мой шкаф, — сказал я, тоном, что заставлял молодых лейтенантов вытягиваться в струнку.

Он обернулся. Его глаза, ярко-зеленые, с насмешливой