Биение истинного сердца - Айя Кот
— И… — Есения мнётся, заглядывая в глаза. — Тебе нормально? Ну…
— Абсолютно. — Арсений с улыбкой кивает. — В этот раз почему-то не сгорает. Вот здесь не могу ни понять, ни вспомнить. Зато я, кажется, догадываюсь, как нам попасть на Буян...
Глава 25. О медитации, закрытом Буяне и его обнаружении
Избушка Бабы Яги. День, но вечер уже приветливо машет ручкой из-за горизонта.
— Если это шутка, Арсений… — Есения отстраняется от него, внимательно смотря в глаза.
— Не-а. — Арсений лукаво улыбается и берёт Есению за руку, выходя из комнаты. Остальным всё равно пока не до них. — Я тут кое-что осознал.
В небольшом коридоре Арсений безошибочно из трёх дверей выбирает ту, за которой Есения провела не один год своей жизни. Там нет её вещей, только Горыныча, ибо «детскую» они делили поровну, нет чего-то суперзначимого, даже настоящей кровати и то нет — котёнку не так уж много надо. А сердце всё равно замирает, когда Арсений хватается за дверную ручку. Вдруг там всё не так, как было? Вдруг Ёкки ну очень сильно расстроился, когда Есения, только научившись перекидываться в человека, тут же покинула родной дом?
Арсений распахивает дверь, и Есения зажмуривается. Увидеть прошлое не так страшно, как его отсутствие. Что если за дверью пустота? Или такая же комната, как и остальные? Словно не было тут никогда мальчика с растроением личности и шкодливой котёнки. Есения, конечно, понимала, что Ёкки вообще не обязан был сохранять память об их детстве. Особенно после того, как она громко хлопнула дверью, уходя из родного дома. Но всё же надеялась, что где-то среди бесконечных скитаний, наполненных кровью, страданием, ужасом и смертью, ещё остаётся тот маленький островок безопасности и тепла, куда можно прийти и просто немного выдохнуть…
— Ого… Вас здесь пытали? — Арсений усмехается, заходя внутрь.
Есения хмурится, открывая глаза. Пыточной их комната никогда не была. Да, по современным меркам там царил минимализм и древняя суровость, но Есения запомнила комнату как что-то достаточно комфортное. Переборов свои тревоги, она заходит внутрь, где не изменилось вообще ничего. Те же стены, обитые грубым железом и камнем, местами почерневшие из-за их игр с огнём, те же наполовину сожжённые занавески, остатки рукописных книг, небольшая кровать, вся изрезанная ножами, на которой спал Горыныч, сундук, единственно целый, с подушкой, набитой опилками, на которой спала Есения, стол, шкаф, потрёпанная жизнью и детьми шкура на полу, рисунки угольком на стенах, цветок на подоконнике вполне живой и ухоженный…
— Мы здесь играли. — Есения протискивается мимо Арсения и садится на пол рядом с сундуком. Сама она туда никогда не лазила, ибо с лапками это было весьма проблематично, но вдруг Ёкки сложил туда их игрушки, которые обычно просто валялись на полу…
— В убей комнату или себя? — Арсений усмехается и садится на кровать Горыныча, с интересом наблюдая за Есенией.
— А ты вот прям послушным ребёнком был, который только книжки зубрил? Или нормальным?
Задержав дыхание, Есения приподнимает крышку сундука, замечая, что Ёкки её шерсть с подушки не убрал, хотя за чистотой следил всегда. Даже здесь не было ни одной лишней пылинки, а ведь комната явно не использовалась много тысячелетий. Есения полностью откидывает крышку сундука, наконец выдыхая. Внутри и правда лежат их детские игрушки: деревянная лошадка на колёсиках Горыныча, которую Кощей самостоятельно выстругал, дуделка, сделанная Ёкки, парочка кукол — одна скрученная из соломы, вторая из ниток, деревянные тотемы с вырезанными на них рунами, каменный волчок, палочки с привязанными к ним нитками, чучело мышки, набитое опилками, деревянные мечи, плавунок, чем-то напоминающий бумажный кораблик, из бересты…
— Я… — Арсений за спиной хмурится, запинаясь. — Не был ребёнком.
— Все были детьми. — Есения отрывается от изучения содержимого сундука и разворачивается к Арсению, держа в руках потрёпанное мышиное чучело.
— В том-то и проблема… — Арсений задумчиво чешет затылок и морщится, словно от головной боли.
— Порядок? — Есения моментально подскакивает к нему и пытается заглянуть в глаза.
— Перестань меня хоронить. — Арсений глубоко вдыхает, унимая боль. — Сказал — не умру, значит, не умру. Просто глубоковато информация закопана. Сейчас не расскажу, куда делось моё детство.
— Посмотрела бы я на тебя после нескольких тысяч моих смертей… — Есения, прикрывая глаза, откидывает мышь на кровать и садится на пол.
— Я тоже всё это чувствовал. — Арсений грустно усмехается и сползает к Есении на пол, обнимая. — Весь твой страх, всю боль от осознания и потери. У меня ведь каждый раз за несколько мгновений до смерти включалось всё на максимум. Потом забывал, конечно, когда вновь появлялся, но оно ведь никуда не делось…
Есения шумно выдыхает, сжимая кулаки. Отчаянно хочется вскочить и разнести как минимум всю Московию, оставляя вместо неё мёртвое пепелище. А ещё лучше в целом избавиться от всех магов. Мерзких, жалких, понимающих только язык силы и возомнивших себя главными в этом жалком мире. Сама Есения, конечно, вряд ли соберёт необходимое количество стихийной энергии для уничтожения этих неблагодарных, но если взять с собой Горыныча, который не откажет в такой прекрасной просьбе…
— Есь? — Арсений немного отстраняется и берёт её за подбородок, разворачивая лицо к себе. — Мы не будем убивать магов. Ну не из-за этого точно.
— Они нам всю жизнь поломали своим проклятием. — Есения хмуро косится на руку Арсения, которой он медленно тянется к голове. — Нас поломали, Арсений!
— Они не причина наших с тобой разлук. — Арсений мягко улыбается, касаясь её волос. — Я не знаю, откуда знаю, но знаю.
Есения чувствует, как немного щекотная энергия пробегает от макушки до самых пяток, заставляя вздрогнуть и расслабить лицо, совершенно забывая о необходимости недовольства. Магов она любить не начала, разумеется, но и сжигать будто бы стало бессмысленно. Только время на них тратить…
— Арсений. — Есения с укором смотрит на смешинки в глазах напротив.
— Есть вариант получше, куда направить твою безудержную боевую
