Сердце Земли - Максим Шаттам
– Четвертая и пятая армии, – удрученно прошептал Мэтт.
– Теперь они все здесь, – добавила Зели.
– Вот чего они ждали. Их хватит, чтобы запросто смести в битве наши войска.
– Есть еще кое-что. – Мейлис протянула Мэтту бинокль.
Мэтт взглянул в том направлении, куда указывала девушка, и увидел медленно поднимающуюся на вершину холма гигантскую колесницу. Она напоминала танк – вроде тех, которые Мэтт во время парадов видел на улицах Нью-Йорка. Колесница размером с дом была сделана из бамбука, с площадкой на крыше и небольшими балкончиками, на которых расположилась охрана – минимум десяток солдат в доспехах.
На ветру колыхались семь красно-черных флагов с серебристым яблоком в центре.
Колесницу тащили две огромные сороконожки величиной с грузовик. Их конечности взрыхляли землю, как гусеницы настоящего танка.
Когда Мэтт увидел стоящего на одном из балконов ближайшего помощника и верного слугу Мальронс – генерала Твена, он понял, что на колеснице едет его собственная мать.
Королева прибыла, чтобы лично наблюдать за триумфом своих армий.
Мэтт выронил бинокль и поспешно удалился.
Тобиас нашел его в главной оружейной комнате.
Мэтт точил меч.
Драгоценный клинок, служивший ему верой и правдой и унесший уже столько жизней.
Крепко сжав челюсти, Мэтт с силой водил взад-вперед точильным камнем.
– Если будешь продолжать в том же духе, – заметил Тобиас, – ты его сломаешь.
– Тоби, я видел ее, мою мать. Она здесь.
Тобиас кивнул:
– Знаю.
– С этим пора кончать. Надо остановить безумие.
Мэтт поднял лезвие и провел по нему большим пальцем, чтобы оценить заточку. Кожа на пальце разъехалась легко, словно кожура перезрелого фрукта.
– Сначала оказалось, что Ропероден – мой отец, потом, что она – моя мать… Я устал бежать, бояться. В этот раз я останусь и буду драться до тех пор, пока не умрет последний циник.
Мэтт сунул палец в рот, чтобы остановить кровотечение.
– Но даже если бы случилось такое чудо, что потом? – спросил Тобиас. – Ты не можешь… сражаться с собственной матерью. Это невозможно!
Мэтт взглянул на палец. Кровь все текла.
– Самые болезненные раны – те, что наносишь себе сам, правда?
Тобиас наклонил голову, не понимая, к чему ведет Мэтт.
– Решение проблемы, созданной нам Мальронс, зависит от меня. И только от меня, – продолжал тот. – Пока не знаю как, но я должен ее решить.
– В королевстве циников какая-то гниль. Их не так легко остановить. Их ослепляет ненависть…
– Скорее, невежество!
– Результат один и тот же: они повинуются тем, кто умеет с ними говорить. Балтазар был прав: у них нет памяти, они – пустые оболочки, ждущие, чтобы их заполнили. Вот что делает их столь отвратительными!
– Ненавижу то, во что превратились взрослые!
– Но не все, – возразил Тобиас. – Старый Кармайкл был славным… И Балтазар тоже. Может, есть и другие.
– Сомневаюсь.
Мэтт собрался было надеть поверх одежды пуленепробиваемый жилет.
– Подожди-ка… А ведь ты прав!
– В чем?
Держа в руках жилет, Мэтт ответил:
– Я знаю, что мне делать!
– Искать других нормальных взрослых!
– Нет! Идти спать.
Утром дождь на несколько минут прекратился.
Этим воспользовался гонец циников – он подскакал к крепостным стенам, держа в руке копье с привязанным к нему флагом королевы.
Мельхиот приказал не стрелять – всадник явно привез какое-то послание.
Зели и Мейлис поднялись на вершину башни.
– Племя детей! – громко начал гонец, когда все высыпали на стены. – Я пришел передать вам слова нашей королевы Мальронс!
Его голос эхом отскакивал от стен, носился над двором и взлетал над крепостью.
– Мы слушаем тебя! – громко ответила ему Зели.
– Сложите оружие! Откройте ворота, и вы увидите, насколько милосердна наша королева. Избавьте себя от бессмысленных мучений, которые в любом случае закончатся вашей гибелью!
Ни один пэн не проронил ни слова, все настороженно слушали гонца – крошечного человечка у подножия каменной стены.
– Ваша королева – коварная лгунья! – крикнула в ответ Мейлис. – Она пытается торговать вашими жизнями – не нашими. Потому что нас она давно, как только проснулась после Бури, уже обрекла на смерть. Она хочет, чтобы мы все до единого погибли!
Гонец собирался открыть рот, чтобы возразить, но Зели не дала ему сделать это.
– Скачи обратно и скажи: пэны не дрогнут!
Всадник разочарованно покачал головой:
– Бог дает нам это испытание, чтобы проверить, насколько сильна наша вера. Вы не сможете избежать Его воли!
– Ни один бог не потребовал бы от человека принести в жертву своего ребенка! Такому богу не стоит поклоняться!
Гонец пришпорил лошадь, отчего она поднялась на дыбы, и взмахнул копьем.
– Тогда приготовьтесь предстать перед Страшным судом! – прокричал он и ускакал.
Окончательная битва пэнов и циников стала неизбежной.
54. На два фронта
Стены сотрясались.
От каждого глухого удара с камней осыпалась пыль.
Казалось, в коридорах не хватает кислорода, пэны дышали с трудом, их сердца сдавила тоска.
Даже факелы как будто горели иначе – менее ярко, почти осторожно.
По крепостным стенам, раздавая колчаны со стрелами, копья и трубки со скарармеями, сновали подростки.
Руки у них были потными и холодными. Редко, словно нехотя, кто-нибудь произносил одно-два слова.
Снаружи грохот был еще оглушительнее – он дробился о скалы и деревья.
Равнина на юге двигалась. Темное море катило свои смешивающиеся с подводным течением волны, от него невозможно было оторвать взгляд.
Тысячи воинов шли в ногу, стуча по земле тяжелыми подошвами, и пэнам чудилось, будто они шагают прямо по их барабанным перепонкам.
Мокрые шлемы блестели и ритмично покачивались, циники шли слаженно, как запрограммированные сражаться роботы.
Они заняли всю равнину, насколько хватало глаз.
Первая шеренга остановилась на расстоянии полета стрелы. Воины подняли большие щиты. Между ними проскользнули вперед лучники. Они натянули луки и дали залп, обрушив смерть на головы пэнов.
Но дети успели укрыться за зубчатыми стенами, а потом наступил их черед стрелять.
Электрические разряды полетели с башен, они пробивали бреши в шеренге циников, чьи доспехи вспыхивали ослепительными искрами. И прежде чем те успели выстрелить, сотня обугленных воинов уже лежала на черных дымящихся пятнах выгоревшей травы.
Но движение этой армии было не остановить. Место погибших и раненых немедленно занимали новые циники.
Красные, синие и зеленые вспышки озаряли убирающий тела авангард армии
