Хозяин облачного трона II - Алексис Опсокополос
В приют я в таком виде идти не собирался. Приносить сто семьдесят золотых, когда на тебе камзол, как у министра или барона, выглядело бы странно. Деньги так-то немалые, но от господина в такой одежде ждут всё же побольше.
Я сел в первый же экипаж, назвал кучеру адрес постоялого двора и велел везти меня туда. Пока мы катили по булыжной мостовой, я думал: поняла ли горничная мой вчерашний намёк — два серебряных риала, оставленные поверх кучи грязного белья. Искренне надеялся, что поняла. Не хотелось искать новую одежду только из-за недогадливости прислуги.
Кучер остановил у ворот постоялого двора, и я велел ему подождать. Быстро зашёл в здание, поднялся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. Моя комната встретила меня привычным полумраком и запахом свежего белья. Прислуга оказалась догадливой.
В углу, на старом стуле, были аккуратно разложены и развешаны мои вещи: рубаха, выглаженная до хруста, брюки, куртка. На спинке стула висел форменный ремень, рядом стояли вычищенные до блеска сапоги. Я мысленно поблагодарил горничную, она всё сделала безупречно. Быстро переоделся, оставил на стуле ещё одну серебряную монету — как бонус за хорошее качество стирки и глажки, и отправился на улицу.
Кучер ждал у входа, лениво поигрывая кнутом.
— На Цветочную улицу, — сказал я ему, усаживаясь в экипаж. — Надо найти там приют.
Мужик на это фыркнул и ответил:
— А чего его искать? Все знают, где главный сиротский приют города находится.
Дорога заняла минут двадцать. Сначала мы ехали мимо шумных перекрёстков, лавок, магазинов, кабаков, потом дома становились всё скромнее, улицы — тише. Сама Цветочная оказалась не трущобой, как я ожидал, но и не тем местом, где живут зажиточные горожане.
Это был обычный бедный квартал: простые дома, в основном двухэтажные, чистые, но скромные и по большей части «уставшие». Между ними виднелись узкие переулки, где сушилось бельё, кое-где разбросаны лавки по продаже цветов — видимо, от них названия улицы и пошло. Люди попадались на глаза в основном бедные, но на маргиналов не похожие. Спальный район, как сказали бы в моём мире.
Приют стоял в конце улицы — широкое каменное здание в три этажа с высоким крыльцом и коваными воротами. Камень местами потемнел от времени, штукатурка облупилась, но в целом всё выглядело прилично. Не дворец, но и не развалина. Либо город выделял средства на его содержание, либо кто-то жертвовал. После так называемого госпиталя я ожидал худшего.
У ворот стоял охранник — хмурый мужик лет пятидесяти, в простом сером сюртуке, с копьём в руке и медной, отполированной до блеска бляхой на груди. Зачем ему это копьё, от кого он собирался им отбиваться, и чем оно ему в случае чего могло помочь, я не понял. Видимо, для солидности держал.
— Добрый день, господин, — сказал он, заметив меня, и выпрямился. — К кому направляетесь?
— Добрый, — ответил я. — К управляющей приюта иду, к госпоже Фирилле.
— К хозяйке, — поправил меня охранник. — Прямо через двор идите до конца, там увидите вход. А потом по лестнице на второй этаж. На двери табличка — не ошибётесь.
— Благодарю, — сказал я и прошёл на территорию.
Не управляющая, значит, а хозяйка. А ведь и Аркас просил передать деньги госпоже Фирилле. Дворянка, значит. Возможно, на её деньги это всё и содержится.
Двор приюта оказался очень живым. На площадке несколько мальчишек дрались деревянными мечами, видимо, играли в солдат. На скамейках сидели девчонки и что-то шили. Из окон слышались детские голоса, смех. Всё выглядело нормальным. Настолько, насколько вообще может быть нормальной жизнь сирот.
В конце двора располагалось небольшое двухэтажное здание — видимо, административный корпус. Я вошёл внутрь и сразу же увидел лестницу, о которой говорил охранник, поднялся по ступеням на второй этаж. Там было всего четыре двери. На одной из них висела неброская табличка «Госпожа Фирилла». Охранник был прав: ошибиться невозможно.
Я постучал, из приличия подождал пару секунд и вошёл. Кабинет оказался просторным, но без излишеств: широкое окно с тяжёлыми шторами пропускало достаточно света; на подоконнике стояли аккуратные глиняные горшки с цветами; вдоль стен — шкафы с папками и книгами; у одной из них — высокий письменный стол из тёмного дерева, отполированный до блеска. За ним сидела худощавая пожилая женщина в очках.
Госпоже Фирилле на вид было лет шестьдесят, может, чуть больше, но выглядела она хорошо и, скажем так, бодро. Серебристые волосы были собраны в аккуратный узел, лицо сухое, но без морщинистой дряхлости — эдакая благородная старость.
На ней было строгое платье из плотной тёмно-синей ткани с высоким воротом и длинными, узкими рукавами. И никаких украшений. Ни колец, ни серёг, даже броши — ничего не было. Что в принципе логично. Сиротский приют не то место, чтобы хвастать драгоценностями.
Но при этом чувствовалось, что хозяйка приюта — человек не бедный и привыкший к хорошему. Ткань у платья была дорогая, покрой безупречный. Да и мебель в кабинете была строгая, но тоже непростая. И я ещё раз отметил: вот откуда у приюта деньги. Или хозяйка сама из состоятельных, или имеет хорошие связи и умеет находить тех, кто помогает. Когда я вошёл, она подняла на меня внимательный взгляд.
— Добрый день, госпожа Фирилла, — поздоровался я. — Могу я внести пожертвование на нужды приюта?
— Добрый день, господин, — ответила она, мягко улыбнувшись. — Конечно, можете. Проходите, пожалуйста, садитесь.
Я прошёл и сел на стул напротив неё. Хозяйка приюта склонила голову, чуть прищурилась, словно оценивая меня, потом сказала ровно и тихо:
— Это доброе, правильное и очень достойное дело — помогать детям, оставшимся без родителей. Такие поступки делают мир лучше. И тот, кто находит в себе желание помочь, несомненно, человек с чистым сердцем. К сожалению, таких людей становится всё меньше. Вы, господин, подаёте пример настоящего благородства.
Она говорила искренне, а я сидел
