Госпожа преподаватель и Белый Феникс - Марика Полански
— Мадам Шельман, а с каких пор мои апартаменты превратились в проходной двор? Или это указ ректора Мак-Вигеля — пропускать ко мне в комнаты всяких проходимцев?
Мадам Шельман поёжилась, затем расправила плечи и вздёрнула подбородок.
— Между прочим, у этого человека было разрешение, — с вызовом отозвалась она. — Я не могла его не пропустить.
— Этот человек чуть не отправил меня на тот свет, мадам Шельман, — в тон ей произнесла я. — Как думаете, местные дознаватели приняли бы то, что вы говорите, за оправдание? А ректор Мак-Вигель? Как вы считаете, он бы простил подобную халатность, если бы вместо живого преподавателя обнаружился мёртвый?
Нижняя губа коменданта затряслась. Однако мадам Шельман быстро взяла себя в руки.
— У того человека было разрешение, — упрямо проговорила она. — А я действовала согласно инструкции.
— Что вы говорите! Вот только позвольте узнать, какое у него было разрешение?
Она моргнула несколько раз и растерянно покачала головой.
— Я не помню. Но помню, что я была обязана пропустить его в любые комнаты без разговоров.
— Мадам Шельман, — устало сказала я. Глупость и упрямство коменданта начинали раздражать, хотелось выпроводить её поскорее. — Единственный, у кого есть подобное разрешение, — это министр О'Рэйнер или дознаватель из министерства магической безопасности при предъявлении ордера. Надеюсь, больше такого не повторится. Иначе мне придется сообщить ректору Мак-Вигелю о том, что его комендант пропускает в Дом Преподавателей всех без разбору.
Дверь сердито захлопнулась. Я вернулась обратно на кухню. Желание кого-нибудь покалечить исчезло, уступив место растерянности и угрызениям совести. Все же зря я сорвалась на мадам Шельман. Такой проходимец, как ван Вилсон, мог не только липовое разрешение сунуть под нос, но и что похуже.
Его угрозы и уверенность в собственной безнаказанности выводили из себя. Но стоило признать — чувствовать гнев и раздражение куда более спасительнее, чем постоянное уныние.
Поставив кружку с чаем на столешницу, я вытерла вспотевшие руки о юбку и села стул. Письмо было от Марты: снова короткое, наспех написанное, с просьбой о встрече. Я покосилась на кухонные часы: подруга ждала меня в «Серебряной Луне» через полтора часа. Мне не особо хотелось покидать стены апартаментов. Но с другой стороны, я понимала, что необходимо хоть с кем-то общаться помимо работы. Иначе недолго и мозгами двинуться на почве горя.
Из-за дверного косяка появился потрепанный коричневый уголок Книги. Она испуганно-вопросительно уркнула и почти наполовину высунулась.
— Где ты была? — я поманила её пальцем, и она, насторожённо водя ляссе по воздуху, запрыгала ко мне. Умостившись на коленях, заурчала рассерженной кошкой. — Да, меня этот гад тоже напугал. Нет, плевать в него не надо. Его надо сожрать. Но так, чтобы никто не догадался.
Книга фыркнула, жёлтые страницы затрепетали, словно она признавала собственную недогадливость.
— Ну ничего. В следующий раз. На балу, — я многозначительно посмотрела на неё, и Книга издала звук похожий на злорадный смешок.
Стрелки на часах лениво тянулись к шести часам, когда я, прихватив с собой зонтик, вышла из Дома Преподавателей и неспешно направилась в сторону Кофейного Переулка.
Где-то на востоке утробно урчал весенний гром, а с низкого неба нет-нет да и срывались редкие капли дождя. Столица, несмотря на близкую грозу, продолжала жить: возле главного в стране банка господа в чёрных сюртуках решали финансовые вопросы, из магазинов и салонов с начищенными латунными вывесками выпархивали девицы в цветастых платьях, а по мостовым проносились экипажи.
Я свернула в Переулок и вскоре оказалась возле «Серебряной Луны». Под полосатыми тентами практически не было людей. Оно и понятно, того и гляди, сорвётся ливень. Я толкнула дверь и оказалась в уютном зале, наполненным ароматом свежемолотого кофе и ванильных булочек. Едва заняла столик у окна, как колокольчик над дверью снова мелодично зазвенел — в кафе вошла Марта.
Подруга выглядела изможденной. Лицо осунулось, под глазами залегли тёмные круги, а волосы были спрятаны под шляпку. Но в её глазах, полных тревоги, в последнюю встречу, мелькнул проблеск облегчения. Она рухнула на стул напротив меня, едва сдерживая дрожь в руках.
— Эжена, ты не поверишь! — её голос был хриплым от напряжения. — Карла отпустили!
Значит, Вэлиан прислушался ко мне и решил пересмотреть дело. Из моей груди вырвался вздох облегчения. В носу неприятно защипало от подкативших слёз радости.
— Как? Когда? — Я вцепилась в её руку, ощущая, как по телу растекается тепло.
К нам подбежал услужливый официант с меню в тёмно-бордовых обложках. Впрочем, мы не стали себя утруждать выбором блюд и заказали пару пирожных с карамельной начинкой и чай.
— Сегодня утром, — ответила Марта, когда официант удалился выполнять заказ. — Они просто привезли его домой. Сказали, что все обвинения сняты! Почти все. — Она отвела взгляд и грустно улыбнулась. — Его отправляют в ссылку. В Астракис.
Я не сдержала раздосадованного вздоха. Астракис — далекий, пустынный город на самом краю Велантры, где до ближайшей цивилизации — неделя пути на карете. Это была ссылка, которая позволяла формально сохранить лицо, но фактически означала добровольное изгнание. Но все же не тюрьма и не казнь.
— Но почему? Ведь он же не причастен к тому взрыву.
Марта кивнула, и её глаза наполнились слезами.
— Не причастен. Но все же он был ответственен отдел, которым руководил. Вот и решили спровадить. Так сказать, устроили показательную порку.
Марта вытащила из кармана скомканную записку и протянула мне.
— Вчера вечером эту записку принёс посыльный О'Рэйнера. Он сказал, что Вэлиан позаботился. И что это всё, что можно было сделать. — Она шмыгнула носом, достала из сумочки кружевной платочек и аккуратно промокнула уголки покрасневших глаз. — Я поначалу не поняла... Эжена, это ведь он, правда? Это ведь Вэлиан спас Карла?
Она смотрела на меня с такой искренней скорбью и благодарностью, что ком подступил к горлу. Я медленно кивнула, выдавив из себя:
— Похоже, что так, Марта. Но ведь ты же знала, что всё так произойдет. Ты же ведь обладаешь даром всеведения.
Марта закрыла лицо руками, и её плечи затряслись от беззвучных рыданий.
— Я хотела рассказать, но… Мой дар — это моё проклятие. Я не пользовалась им много лет. Такие, как я, всегда находятся под пристальным наблюдением Министерства. И если бы я решилась использовать свой дар, то меня тотчас бы схватили.
— А как ты нашла меня тогда? — я сделала маленький глоток. Не столько хотелось пить, сколько отвлечься от мысли, что подруга не слишком-то искренна со мной. — Такое чувство, будто ты заранее знала, где я буду и что соглашусь на твоё предложение работать в Академии. И что Фицпатрик обязательно




