Перекресток воронов - Анджей Сапковский
Кто-то ударил дубинкой по дужкам капкана, вбивая стальные зубы еще глубже в лодыжку, усиливая боль. И еще один удар, зубы дошли до кости. Геральт невольно закричал. Дубинка ударила его в ключицу, другая в ребра, потом в колено, потом опять по руке, по перебитым пальцам. И по голове. И опять по голове, очень сильно. В глазах вспыхнуло, а потом мир рассыпался в дрожащую мозаику.
* * *
– Хватит, – сказала Мерицель. – Хватит, а то убьете его. Если уже не убили! Он вообще дышит еще?
– Дышит, дышит, – заверил Сибор Понти, срывая у ведьмака с шеи медальон. – Живой он.
– Надо бы еще крови, – прикинул Борегар Фрик. – Для лучшего впечатления.
– Раны на голове сильно кровоточат, – высказал экспертное мнение Понти.
– Вот и славно. – Мерицель уселась ведьмаку на грудь и широко резанула его ножом по лбу, под самой линией волос. И в самом деле, кровь тут же запульсировала из раны, волной заливая лицо и шею.
– Так пойдет? – Мерицель встала.
– Идеально, – оценил Фрик. – Ну же, давайте его на мула. Привяжем как-нибудь, чтоб не упал.
– И к калитке, к калитке. Пока еще совсем не рассвело.
* * *
– Не уследили, бездари, кха-кха… – Маркиза Цервия Эррада Граффьякане раскашлялась, грохнула посохом об пол, сама чуть не упав при этом. – Это вы допустили, кха-кха, – прокашляла она, – чтобы мой Артамон погиб. Это из-за вас, из-за вашей бездарности и бестолковости от моего Артамона мне осталась лишь эта урна…
Мерицель, Сибор Понти и Борегар Фрик покорно внимали. Никто из них не поднял понуро опущенной головы, чтобы проследить за взглядом маркизы, устремленным на стоящую на камине урну с прахом чародея Артамона из Асгута. Урна была из окрашенной в черный цвет майолики, а украшал ее герб чародея – три золотые птички на синем поле, d'azur a trois merlettes[69] d'or.
– Воистину, – тяжело дышала и кашляла маркиза, – прогнать бы вас стоило… Бездари вы, прочь бы вас выгнать… Но сейчас есть у вас шанс вину облегчить… Проявить себя. Слушать, что приказываю!
Троица склонилась еще ниже. Маркиза умолкла, грохнула посохом в пол.
– Последнюю волю Артамона, – зашамкала она беззубым ртом, – следует исполнить. Тот храм в Эльсборге и те жрицы, что прислуживают ведьмакам… Мой Артамон хотел, чтобы они все умерли злой смертью. Значит, так они и должны умереть, от железа и огня… И этот малолетний ведьмак вместе с ними… Так что слушать мое повеление…
* * *
– Отворите калитку, святые сестры, – застонала Мерицель с истинным трагизмом в голосе. – Раненого ведьмака везем, молодого ведьмака, израненного ужасно! Помощь потребна!
– Впустите ж нас поскорее! – Борегар Фрик, как оказалось, тоже мог бы делать карьеру в театре. – Ведьмак чуть дышит, без помощи помрет!
Крохотное окошко в калитке открылось, кто-то выглянул в него. Усаженный на трапперского мула Геральт, собрав все силы, хотел крикнуть, предупредить – но держащий его Сибор Понти стянул на шее аркан, лишив голоса.
– Откройте, добрые женщины, – преувеличенно рыдала Мерицель. – Ведьмак кровью истекает страшно!
Засов калитки скрежетнул и заскрипел, щелкнул замок. Геральт, почти теряя сознание, перебитыми пальцами нащупал в кармашке пояса амулет, металлический кружок размером с монету. Собрав остатки сил, он трижды нажал выпуклость, полудрагоценный камень гелиодор, известный также как золотой берилл.
Заскрипели дверные петли, створки калитки начали понемногу расходиться. Мерицель и Фрик потянулись к рукоятям мечей.
Внезапно послышалось громкое жужжание, словно бы огромного насекомого, быстро переходящее в пронизывающее крещендо. Перед калиткой храма возник светящийся овал, в нем замаячил неясный силуэт. А в следующую минуту из овала появилась невысокая женщина в мужской одежде.
Враи Наттеравн мгновенно сориентировалась в ситуации, поняла, к чему идет дело.
Из поднятых рук магички вырвался не то туман, не то свечение, внутри которого кружился рой маленьких искорок, будто бы светлячков. Враи прокричала заклятие, и тогда туман опустился и окутал сперва морды коней, а потом и головы всадников.
Все три коня встали на дыбы, два из них сбросили седоков наземь. Несущий Геральта мул с силой взбрыкнул и обоими задними копытами ударил в пах коня Борегара Фрика. Фрик удержался в седле, но он уже вопил, бешено дергался, обеими руками пытаясь отогнать от лица туман и светлячков, что атаковали его яростно, словно рассерженные пчелы. Наконец капитулировал, развернул бесящегося коня и с криком ускакал в темноту. Оба коня без всадников помчались вслед с душераздирающим ржанием. Сибор Понти и Мерицель на земле кричали от ужаса и боли, бестолково размахивая руками в попытке отогнать кусающие им лица и уши искорки. В конце концов оба бросились бежать, и бежали так быстро, что почти догнали своих коней, скачущих за Фриком.
Кроме упомянутого взбрыка, несущий Геральта трапперский мул сохранял полное спокойствие. Несмотря на это, Геральт обвис и упал бы, но Враи Наттеравн вовремя подбежала и удержала его, громким криком призывая на помощь. Калитка храма открылась, высыпали жрицы.
Но Геральт уже этого не видел. Он уплыл куда-то, очень далеко.
Глава девятнадцатая
Есть время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать…
Книга Когелет[70], 3:2
Он просыпался в темноте и неподвижности. С болезненно сухим и опухшим горлом.
И просыпался в боли. Боль пронизывала его, как наконечник стрелы, дергающими, пульсирующими спазмами, распространяясь от ноги до позвоночника, до черепа, до глаз.
Иногда он был в сознании. Иногда не был, но тогда ему снилось, что он в сознании.
Иногда ему казалось, что он умер. Потом внезапно воскресал и думал, что сейчас умрет. Или если не сейчас, то уже завтра. Потом возвращалась боль, а он хотел, чтобы так и случилось. Чтобы боль отступила, хотя бы перед смертью. Чтобы скорей наступило завтра. Наконец бы наступило завтра.
А потом наступало завтра и все начиналось вновь.
* * *
Из того утра в его памяти осталось немного.
Кто-то громко стонал, захлебывался стоном. До него не сразу
