Непокорная жена для ректора - Ольга Кипренская

Глава 24
Следующий день не задался с утра. Муж (господи, даже мысленно называть Каэла мужем было неприятно!), видимо, решил, что я слишком редко его вижу и уже стала отвыкать, и внёс коррективы в расписание. Коварный, расчетливый тиран. Теперь мне предстояло любоваться его надменной улыбкой две пары подряд: зельеварение и защиту. И зельеварение снова практика! Как хорошо, что декан уделяет время в основном теории! С Каэлом же всё будет иначе. Он обожает наглядные уроки, особенно когда кто-то терпит в них неудачу. Ректор появился, как всегда, внезапно и порывисто, в чёрной мантии вместо традиционной для зельеваров тёмно-зелёной. Его появление в лаборатории вызвало волну почтительного, нервного молчания. Он прошёл между столами, его мантия едва касалась каменных плит пола, покрытых следами от давних алхимических опытов. — Варим зелье… — объявил он с эффектной паузой, и его голос легко заполнил собой всё пространство лаборатории; даже мухи, казалось, перестали гудеть от почтительности. — И сегодня ваше счастье выпало на зелье мгновенной регенерации. Согласен, немного сложно, но вам вполне по силам. Его взгляд скользнул по мне, задержавшись на мгновение дольше, чем на остальных. И… ничего. Ни презрения, ни ярости. Вежливость и пустота. Браслет на моём запястье оставался прохладным и нейтральным. Он не стал тратить время на перекличку. Вместо этого одним плавным движением руки он указал на доску, где мелом сама собой вывелась сложная формула зелья мгновенной регенерации — продвинутая, опасная, редко даваемая даже третьему курсу. — Ваша задача — воспроизвести. Или, по крайней мере, не взорвать лабораторию и не отравить соседа. Приступайте. В воздухе повисло напряжённое молчание, нарушаемое лишь спешным шуршанием страниц и звоном стеклянной посуды. А потом все разом кинулись к полкам с ингредиентами. Я двинулась было следом, но его тихий голос остановил меня: —Госпожа Сейлор, подождите Я замерла, чувствуя на себе любопытные взгляды однокурсников. Но ненадолго — битва за лучшую сушёную крапиву вспыхнула с новой силой. Каэл обошёл стол и подошёл ко мне. — Вы будете работать с этим, — он указал на реторту и набор ингредиентов, уже разложенных на отдельном столе. Они были другими. Более редкими. Более сложными. Формула на маленьком листке пергамента рядом тоже отличалась от общей на доске. Она была тоньше, изощрённее и сложнее. Усиленное зелье регенерации. Я такого еще не видела. Я посмотрела на него вопросительно. — Сомневаюсь, что мне по силам… — начала я. — Я — нет, — перебил он спокойно. И снова — ни тени эмоций. — Ваши работы показывают нестандартное мышление и наличие хорошей базы. Проверим, распространяется ли это настолько, насколько я рассчитываю. Начинайте. Он не ушёл. Он отступил на шаг, прислонился к соседнему столу, сложил руки на груди и… стал наблюдать. Не как надзиратель. Как исследователь. Его внимание было абсолютным, и ощущулось почти физическим. Я чувствовала его на себе, пока дрожащими руками брала измельчённый жемчуг лунной улитки. Обычный рецепт требовал жемчужной пыли. Здесь же нужна была цельная жемчужина, растворённая в кислоте определённой концентрации. Я делала всё медленно, тщательно, сверяясь с формулой. И в какой-то момент поймала тот самый «алхимический транс». Он не делал замечаний. Не подсказывал. Просто наблюдал. Его молчание было оглушительным. Когда я добавила на каплю больше сока мандрагоры, чем требовалось, я замерла в ожидании взрыва или хотя бы едкого комментария. Но ничего не произошло. Искоса глянула на ректора. Он по-прежнему просто смотрел на меня, и в глазах читалось… заинтересованность? Нет, не то. Одобрение. Как будто он видел не ошибку, а ход мысли, который к ней привёл. Я выдохнула и продолжила. Зелья всегда давались мне легче всего. В них был порядок, логика, причинно-следственные связи. Здесь можно было всё просчитать. Я закончила одной из последних. В моей реторте переливалась густая, мерцающая перламутровая жидкость цвета ночного неба. Она пахла озоном и свежесрезанной мятой — верный признак правильного зелья. Ни с чем не спутаешь. Каэл подошёл, взял пробирку и поднёс к свету, падающему из окна. Покрутил её, наблюдая, как вспыхивают и гаснут синеватые искры внутри. — Интересно, — в его голосе прозвучала неподдельная заинтересованность, без яда. — Вы изменили температуру на третьем этапе. Почему? Неужели он заметил даже это? Все мелочи? — Стандартная температура приводит к частичному распаду корня мандрагоры. Он даёт горечь и снижает эффективность на… примерно пятнадцать процентов. Более низкая температура позволяет сохранить его свойства, но требует больше времени на приготовление, — пояснила я своё отступление от рецепта. Он медленно кивнул, его взгляд всё ещё был прикован к зелью. — Импровизация на основе базовых принципов, а не слепое следование инструкции, — произнёс он так тихо, что, казалось, говорил больше с собой, чем со мной. — Редкое качество. Он поставил пробирку на стол и, наконец, посмотрел на меня.