Погоня за судьбой. Часть II - Dee Wild
Покинув палату, мужчина аккуратно прикрыл за собой дверь, а я осталась почти в одиночестве — лишь мой тихий сосед едва слышно посапывал, находясь, судя по всему, во сне или без сознания.
Короткая самодиагностика показала отсутствие одной руки и повреждения второй, однако биомеханика уцелевшей руки свои функции выполняла — согнув её в локте, я услышала позвякивание массивного наручника, которым была прикована к койке.
Ситуация была незавидной, и я лихорадочно пыталась переварить полученную от незнакомца в костюме информацию, уставившись невидящим взглядом в стену напротив. Неожиданно резко накатило осознание — всё это и вправду случилось именно со мной. Они ушли, и больше не вернутся — Марк погиб, дядя Ваня пропал, Мэттлока больше нет. Всё пропало, и теперь всё было напрасно…
Застоявшийся было в горле ком прорвался, хлынул наружу потоком слёз — я плакала навзрыд, не в силах остановиться. Повязка вокруг головы, закрывавшая один глаз, медленно пропитывалась влагой. Вскоре дверь отворилась, в палату вошла медсестра с небольшим подносом в руках, и тут же запричитала:
— Ой, ну что же вы, ну не надо так, не надо… Всё будет хорошо…
Она поставила поднос в ноги койки, наклонилась и принялась обтирать слёзы с моего лица. На подносе меж пластиковых столовых приборов возвышалась белая эмалированная тарелка с чем-то, напоминавшим кашу. В проёме двери стоял хмурый бритых здоровяк в штатском. Несмотря на напускную серьёзность, ему было неловко, и он испытал явное облегчение, когда я перестала рыдать, и теперь шмыгала носом, тупо глядя в тарелку с кашей.
Здоровяк приблизился и отстегнул наручник с моего запястья. Некоторое время постоял рядом, потом в нерешительности помялся у двери и пробубнил:
— Я скоро вернусь. Чтобы без глупостей, понятно? — С этими словами он вышел в коридор.
Переборов наконец приступ едкой горечи и тоски, я попыталась собраться с мыслями. Я в полной заднице, под присмотром полицейских в штатском. Тут всё ясно — вся прошедшая жизнь была перечёркнута жирным крестом. Но что-то было между нею и тем, где я оказалась. Я видела что-то. Нечто, что выбивалось из общей картины — нечто, подающее надежду.
Это были профессор Мэттлок и Томас, которых я каким-то образом застала в каюте. В последние минуты перед захватом корабля они посетили мой затуманенный разум, и теперь я пыталась понять — что это было? Картинка, выдуманная буйным подсознанием или сообщение от гусеницы-переростка? Почему именно сейчас, а не тогда, когда это произошло? Возможно, это было каким-то посланием? Сигналом о том, что Мэттлок выжил? А может быть… Может, это было напоминанием о том, что я должна встретиться с кем-то в Москве?
Владимир Агапов, — вспомнила я.
Это была попытка вырвать меня сюда, наружу, прочь от цепких лап смерти, вложить мне в руки цель, которая будет тянуть меня вперёд. И попытка весьма удачная — ведь я здесь…
Среди всего этого сумбура одно я понимала точно — если я хотела продолжать путь, нужно было приступать прямо сейчас, пока меня не увезли и не заперли под замок. Время уходило с каждой секундой, и медлить было нельзя.
Пища не лезла в горло, но я знала — надо было набраться сил, и поэтому кое-как запихнула в себя содержимое тарелки до последней ложки. Отставив поднос в сторону, я, насколько это было возможно, размяла онемевшие от трёхдневного бездействия мышцы тела и убедилась в том, что все конечности — за исключением оторванного предплечья — исправно работают.
Я осторожно приподняла одеяло и взглянула вниз, на живот — он был перебинтован после операции. Тело было усеяно иглами, от которых к капельницам тянулись тонкие трубочки. Стараясь дышать ровно и глубоко, одну за другой я стала аккуратно вынимать иголки катетеров. Управившись со всеми, я снова накрылась одеялом, закрыла глаза и застыла в ожидании.
Где-то за дверью слышались голоса, по коридору мимо палаты проехала каталка и протопали полдюжины башмаков. Снаружи, за окном яростно и протяжно вопили две кошки, готовясь сцепиться не на жизнь, а насмерть…
Приблизились тяжёлые шаги, голос снаружи спросил:
«Всё тихо?»
«Как в склепе. Вроде успокоилась», — ответил другой голос.
Я напряглась, буквально сжалась в комок, и когда дверь отворилась, а на пороге появился здоровяк в штатском, активировала кинетический усилитель на уцелевшей руке.
Мужчина закрыл дверь, достал наручники и неспешно подошёл к койке. Словно разжавшаяся пружина, я сделала молниеносное движение рукой куда-то в район его челюсти. Коротко ойкнув, полицейский обмяк и грузно сполз на пол. Глухой стук упавших на линолеум наручников, шелест простыни…
Откинув покрывало, я спустила ноги с кровати и принялась обшаривать помещение взглядом в поисках одежды. Есть! Бирюзовые больничные штаны и рубаха, сложенные на спинке стула в углу — лучше, чем ничего.
Я кое-как оделась одной рукой, косясь на входную дверь в ожидании, что в любой момент кто-нибудь войдёт в палату. За окном было темно, чуть в отдалении, примерно на моём уровне горели фонари уличного освещения — стояла глубокая ночь, что было как нельзя кстати. Выглянув через стекло, я прикинула расстояние до земли — метров десять. Палата находилась на четвёртом этаже, и я мысленно поблагодарила тех, кто определил меня именно сюда, а не выше. Прыжок этажа с девятого наверняка стал бы моим последним.
План побега был очевиден. Приподняв тело охранника, я принялась стягивать с него одежду. Пиджак, кобура с пистолетом, рубашка… Нужно было хоть как-то утеплиться, и теперь я, накинув на себя рубашку и пиджак на несколько размеров больше, выглядела невероятно нелепо. Сунув пистолет в карман, я распахнула окно в холод и выглянула вниз. Под стеной, вплотную к отмостке, возвышался небольшой сугроб, и мне вдруг пришёл в голову совершенно неуместный детский стишок:
Хорошо упасть в сугроб –
Шишку не набьёшь на лоб.
У сугроба все бока
Мягки, точно облака…
Мой лечащий врач не одобрил бы паркур прямиком с больничной койки, но выбора не было. Ну что ж, пора! Я встала на подоконник и сделала шаг
