Адвокат Демонов - Ростислав Богатых
Но быстро прихожу в себя.
Вновь переключаю взгляд на пространство его лба, хаотично думая, что может помочь мне, спасибо Бугая.
Внутренний голос шепчет: «Не бойся, ты же искусный маг, хоть и малыш, у тебя есть силы!»
Мои физические силы явно уступают силам Семёна Семеныча. Он — большой и страшный, как медведь в костюме. Пытаться побороть его физически не имеет смысла. Если только попробовать его рассмешить этим намерением?
Сжать кулачки и с громким криком «Агу!» ринуться в бой.
Это будет планом Б. Но что я могу сделать прямо сейчас? Показывать ему язычок? Либо станцевать танец «маленьких утят»? Ох, я даже на танец и тот не способен.
Так что остается лишь магический путь. Я сосредоточиваю внимание на лбе воспитателя, где уже арктически прожег дверку своим пристальным взглядом, и…. проникаю в подсознание лже-воспитателя. Посмотрим, Семён Семеныч что ты скрываешь в своем непробиваемом котелке.
Что у нас тут с грехами?
Так, так, Тааааак… Я чувствую, как моя голова начинает кружиться, как будто я забрался на карусель, которая вдруг закружилась слишком быстро.
В этот момент на появившемся экранчики высвечиваются три главных греха:
Блуд, алчность и уныние.
Я вижу их, как трёх огромных монстров, которые сжимают его голову, заставляя его хмуриться.
О, блуд! Неплохой грех, но не в нашем контексте. Я не могу представить, как можно блудить в комнате, полной малышей! У нас тут детский сад, а не стиптиз клуб, к сожалению.
В комнате, где мы находимся, пахнет детским кремом с присыпкой и резиновыми игрушками, но не теми, о которых можно подумать. Вокруг сидят малыши, уставившиеся на воспитателя своими большими, полными доверия глазами. Они уверены, что револьвер в его руках — просто весёлая игра.
Одна девочка с косичками, Вероничка, если верить её бейджику, вертит в руках пластиковую машинку, другая пытается пускать пузыри из своего рта, которые порхают в воздухе, как прозрачные цветные феи. Но тут нет ни девушки, ни феи, ни ночной бабочки, на которую можно было бы обратить внимание Семёна Семеныча. Увы и ах!
Пролистываю «блуд», как не понравившуюся девушку из приложения Синдер, где я порой искал себе быстрых подружек, когда выдавались короткие перерывы между войнам и судебными процессами.
Мне открывается следующий грех — Алчность — она горит ярче всего. Точно. Я видел, как сверкали его глаза, когда он думал о деньгах. Он, наверняка, мечтает о том, как бы потратить премию на новые бесполезные вещи, которые он никогда не будет использовать.
Перелистываю.
Уныние… — это когда, ты просто сидишь и ничего не хочешь делать, как я вчера, когда не хотел есть брокколи на ужин.
Это конечно неплохо, но я не уверен, что оно поможет мне спасти друга.
Возвращаюсь назад, решая использовать алчность против него. Сосредотачиваюсь и произношу заклинание, которое звучит как «Купи себе кучу игрушек!».
Да, да, я знаю, что это звучит глупо, но в это реально срабатывает!
Непосредственно в его голове я создаю картину: огромная гора игрушек, всяких интересных штук — планшеты, смартфоны, машины, танчики, резиновые куклы, — все что может заинтересовать такого, как он.
Я вижу, как его глаза загораются, как будто он увидел самый большой батон шоколада в мире.
«Игрушки!» — проговаривает он. И в этот момент его палец на курке начинает дрожать.
«Да, именно так! Игрушки!» — повторяю я, подбадривая его. «Ты можешь пойти и купить их прямо сейчас. И наслаждаться ими», — начинаю я внушать ему нужные мысли.
Я чувствую, как его алчность начинает брать верх. Он отвлекается от мысли о том, чтобы прикокошить Егорку, и вместо этого начинает представлять, как он будет играть в новые танчики на компьютере, вместо того, чтобы раскрывать очередное преступление.
Дознаватель опускает руку, и я вижу, как его лицо меняется. Вместо злости на него накатывает жадность. Он даже начинает улыбаться, и в этот момент я понимаю, что, возможно, спас Егорку и его праздничный торт.
Я бросаю взгляд на Егорку, который сидит с широко открытыми глазами и явно не понимает, что происходит. Но я-то знаю, что сейчас он в безопасности.
Алчность — мой любимый грех, — радостно заключаю я, уже начиная представлять, как шоколадная крошка с тортика Егорки тает на моем языке. Картинка просто идеальная…
Но вдруг что-то идет не так. Взгляд дознавателя резко меняется, и его лицо становится похожим на злобную морскую свинку. Он вновь поднимает свой револьвер, и в воздухе повисает напряжение. Здрасте-Нате. А как же игрушки?
— На игрушки нужны деньги, — произносит Семён Семеныч, будто бы отвечая на мой мысленный вопрос. Его голос звучит так, словно он ведёт урок по экономике для детей. — А для этого надо кого-то из вас мочкануть. Да, детишки?
— Дя, дя, — радостно кричат дети, явно не понимая, о чем их спрашивают. Их глаза светятся радостью, будто им предлагают мороженое в два раза больше, чем обычно.
— Хотите новую игру? — спрашивает он, явно с подвохом.
— Дя, да, дя, — радуются малыши, и меня охватывает ужас.
Глупыши. Они не понимают, что игра может закончиться очень-очень плохо. Я должен что-то сделать.
— Танцуй, пухляк! Я убью не тебя, — дознаватель тыкает револьвером по носу Егорки. — А того, на кого укажет считалочка. Что вы на это скажете, Илон и Макс?
Семён указывает револьвером на бейджики, висящие на груди двух годовасиков, которые, кажется, не осознают, что происходит.
— Сёгласны, — детским голоском говорит за обоих тот, у кого висит табличка с именем «Макс».
— Вот и отлично, приступим! — заявляет Семён, и его глаза сверкают огнем власти.
Отлично! Это действительно так. Я выиграл время, чтобы разобраться, что не так с его Алчностью, которая до сих пор горит ярче остальных грехов.
— Детки-детки, встаньте в круг, — приказывает Семён Семеныч, и малыши, как будто под гипнозом, начинают выполнять его команду. Их лица полны радости и ожидания, а я чувствую, как внутри меня зреет паника.
Я должен действовать. Времени критически мало. Я нажимаю на кнопку «алчность», и в тот же миг передо мной развертывается яркая картинка, как будто я включил телевизор на самом интересном канале.
Я оказываюсь в кабинете, который больше всего напоминает старую библиотеку, где никто не убирает. Книги на полках пылятся, а стол завален бумагами, которые выглядят
